Однако несмотря на все это, староверы все же не так открыты для посторонних глаз, как хотелось бы. Вероятно, у них до сих пор живет страх перед миром, оставшийся после многовековых гонений сначала со стороны царского правительства, а потом советских властей. Тем не менее, мне удалось побывать на службе староверов в единственном действующем храме в Беларуси и поговорить с лидером всех староверов нашей страны, председателем Центрального совета Древлеправославной поморской церкви Петром Александровичем ОРЛОВЫМ.

«ТОГДА МЫ ПОНЯЛИ, ЧТО БУДУТ ПРОБЛЕМЫ...»

Храм староверов находится в городе Полоцке, в пятнадцати минутах ходьбы от вокзала. С первого взгляда он ничем не отличается от привычных православных церквей, только восьмиконечный крест, который виден издалека, подсказал мне, что, скорее всего, я на верном пути. Подойдя к храму, я понял, что не ошибся: к ограждению была приделана аккуратная табличка, прочитав которую, я окончательно уверился в своей правоте и открыл массивные деревянные двери. От одного только понимания того, что нахожусь на службе, которую, возможно, вижу раз в жизни, меня охватил трепет.

Служба длилась где-то два часа. И вот, когда храм опустел, Петр Александрович пригласил меня к себе, угостил пасхой и кофе, а за трапезой мы начали беседу.

– Петр Александрович, как долго староверие присутствует на белорусских землях?

– Все началось, когда патриарх Никон впервые потребовал от своих иерархов в 1653 году троеперстия, в 1654 году были изменены многие постулаты, а в 1656 сожгли Павла Коломенского. После этих событий мы поняли, что будут проблемы и с правительством царя Алексея Михайловича, и с патриархом. Первые побеги староверов были на север. Шли к Новгороду, потом в Великие Луки, в Невель и в Речицу. Бежали еще и из Московии через Вятку, Смоленск и Витебск в Полоцк. Здесь остановились и решили: если нас тут будут притеснять, то – за границу. Многие осели на этих землях, и эта оседлость длится уже триста пятьдесят лет.

– Каков портрет классического, если можно так сказать, старовера?

– Это человек шестидесяти лет. Вообще, я могу сказать, что староверы живут долго, моя мама, например, прожила девяносто лет. Приходят в нашу веру и молодые. Есть религиозные семьи, которые традиционно чтут староверие. Жены староверов очень послушные, они обязаны подчиняться мужчине во всем и тянут свой крест так, как ни одна православная женщина не сможет. К тому же у нас не разводятся, это грех.

– Сколько староверов насчитывается в Беларуси?

– Точных цифр у нас нет. По данным Центрального совета Древлеправославной поморской церкви, у нас в Беларуси существует тридцать восемь общин разного характера. Они могут быть зарегистрированы и иметь свой устав, а могут быть и не зарегистрированными. В этих общинах, по самым скромным подсчетам, насчитывается пятьдесят тысяч прихожан, но каждый раз обнаруживается все больше и больше староверов, которые не являются прихожанами, не ходят в храм или молельные дома. Исторически так сложилось, что староверов трудно считать, им приходилось скрывать свою веру. Ведь и при царской России, и после 1917 года к староверам применялись жесткие меры. Даже сейчас есть у нас в Гомеле одна община, которая не хочет регистрироваться: а вдруг все поменяется местами, к власти придет кто-нибудь другой, и начнутся поиски врагов.

Что касается наших соседей, то сейчас в Латвии насчитывается шестьдесят семь общин, в Литве – тридцать пять, в Польше – шесть.

– Как новые люди приходят в староверие?

– Человек приходит в общину, и с ним разговаривает батюшка, именно он решает: крестить человека или нет. Я, например, многим отказывал в крещении, потому что бомж, пьющий человек, женщина легкого поведения не могут быть нашими прихожанами. А им в такой общине просто выгодно, тут и поесть можно, и рубль тебе всегда дадут. Эти люди хотят легкого труда, вера им не нужна. Если ты пьешь, куришь, не соблюдаешь элементарных моральных принципов, то почему я должен тебя крестить?! Я должен наложить тебе эпитимью, заставить бросить пьянство, к семье обратиться, дом свой построить. Хотя если человек приходит в храм, я не могу его выгнать, пускай приходит, если он в чем-то нуждается, мы ему поможем. Но у староверов не принято давать просто так, придется приложить свой труд, чтобы получить что-нибудь.

«Я ПОЛОЖИЛ СЕБЯ НА АЛТАРЬ»

– Как Вы построили этот храм?

– Весь этот храм я построил на голом энтузиазме. В Полоцке никто – ни частные предприниматели, ни прихожане не дали деньги на храм. Да, давали по рублю, но серьезной помощи я не получил ни от кого. Только вот в Новополоцке директор одного завода дал деньги. Я написал двести пятьдесят писем с просьбой о помощи, причем, так как я прагматик, то посылал только тем людям, в которых был уверен. Написал четыре послания к Лукашенко, три – к Филарету, к Солженицыну, но помощи не получил. А сколько было бумажной волокиты! Три года я готовил документы, это было сложно, государственные верха боялись долгостроя, ведь у меня не было денег. Могу сказать, что в отдел архитектуры, например, я за три месяца сходил девяносто с лишним раз. Ходил по два-три раза в день. Можно сказать, что я положил себя на алтарь: заработал артроз, артрит. Но вот, наконец-то, я собрал все документы, все разрешения и начал строить храм. С самого начала у меня было всего лишь двадцать четыре иконы, сейчас у меня... много икон. Книг было двадцать пять, теперь их больше, причем книги я переплетал сам, ведь сегодня переплести книгу стоит около тысячи долларов. В общем, вы сами видите, какой храм у меня вышел.

«Я НЕ ВИЖУ ВРАГА В ЛИЦЕ РУССКОГО ПРАВОСЛАВИЯ»

– Как складываются отношения с другими конфессиями?

– Мы ко всем веротерпимы, у нас нет врагов. Я придерживаюсь такой точки зрения: если Господь допустил, что есть баптисты, иудеи, лютеране, мусульмане, значит это Ему угодно, значит с ними необходимо жить как с соседями. Аналогично и с Русской православной церковью. Хотя они и были нашими самыми злейшими врагами, на сегодняшний день мы к ним относимся сверхлояльно. Это наши братья в полном смысле этого слова, хотя я и не хожу в православные храмы, но поздравления, послания к руководителям РПЦ с большим удовольствием пишу. Мы часто встречаемся. Представители всех конфессий, которые представлены у нас в Полоцке, приходят ко мне, беседуют, спрашивают совета. Вот в этом году мы сообща успешно решили проблему с земельным налогом.

– Может ли случиться так, что через какое-то время вы вернете свои позиции и сможете составить конкуренцию православию?

– Ни в каких возвратах позиций мы не нуждаемся. Нет нужды в чем-то нам идти вперед и тащить за собой Русскую православную церковь, которая триста пятьдесят лет твердо уверена в том, что она стоит на апостольских позициях, на древнем православии, которое принес нам князь Владимир при крещении. А мы, в свою очередь, твердо уверены в том, что они давно отошли от православия. Все их соборы говорят, что надо возлюбить ближнего, то есть наше староверие, мы этого опасаемся. Я чистосердечно признаюсь, что не вижу врага в лице русского православии, но и не буду первый среди старообрядцев, который сказал бы: «Да, я готов отдать все свои общины, чтобы влиться в состав РПЦ».

А теперь я скажу свое собственное мнение, которое нигде не высказывал. Замиряться мы с РПЦ в позициях не собираемся. Пока я жив, этого не произойдет, что будет дальше, посмотрим. Да, как гражданин, как христианин, я хочу, чтобы православие было единым, как это произошло с замирением между РПЦ и православием за рубежом. Определенные тенденции объединения существуют, и православные сейчас повернулись лицом к староверию. После распада СССР вернулся восьмиконечный крест, крест, за который раньше староверов на дыбу отправляли и сжигали, как Коломенского. Испокон веков крест был восьмиконечный, от которого мы не отказались. Вернулось и погружательное крещение. Издревле крещение было именно погружательным, почему православие взяло католическое обрызгивание?! Православие искало свои корни, а их негде было взять, кроме как от времен крещения Руси, и сейчас медленно идет возврат к исконным традициям и обрядам православия.

Белорусский информациионно-аналитический портал "Экспресс Ньюс"