Александр Васильевич! Вы – человек, воспитанный в светских традициях русской интеллигенции. И вдруг – общественно-церковный деятель современного старообрядчества? Или это – не «вдруг»?

Наверное, все-таки не «вдруг». Я шел от наивного школьного марксизма к идеалистической философии, затем – к русской религиозной философии, а через нее – к религиозному мировоззрению. Хотя корни у меня старообрядческие: мама, особенно - бабушка, однако никакой особой церковности в семье не было. (Уже позже вся моя семья пришла в храм следом за мной).

Когда я от религиозной философии перешел к православию (в широком смысле), я не делал различия на старо- и новообрядчество, считая, что «Бог – один». У меня было много друзей, вместе с ними я ходил в один из патриархийных храмов в центре Москвы. Однажды я (как мне тогда казалось – вполне уже воцерковленный человек!) хотел отвезти уже немощную тогда свою бабушку в храм на Рождество. Она согласилась, но при этом категорически заявила: «Оперу слушать не буду!». – Какая опера, что ты говоришь! - для меня тогда ее заявление прозвучало почти кощунством – ведь в том храме пели лучшие певцы и пели вдохновенно и умилительно. Но бабушка стояла на своем, и мне пришлось привезти ее на Рогожское. И вот, когда я вошел в Покровский собор (а это – одно из чудес света!), я понял, что именно сюда всегда подсознательно стремился. И в первую очередь, и более всего меня поразило именно древнее унисонное церковное пение.

Но даже и после того первого посещения я, как человек интеллектуально мнительный, долго размышлял над своим неожиданным открытием, и только, пройдя через горнило сомнений и вопрошаний, со временем понял, что это – мой путь!

Нынче приходится слышать о том, будто русский путь в истории является тупиком, и для того, чтобы не остаться за бортом истории, нужно-де русскую самобытность срочно перестроить на некий межкультурный уровень – «уровень общечеловеческих ценностей». Как считаете Вы?

Ну, вообще-то, честно сказать, на тупик похоже. Многие мыслители говорили и сегодня говорят об этом. Есть, например, книга нашего недавнего «литературного гения» Дм. Голковского, она так и называется - «Бесконечный тупик». Вспомним и высказывания П.Я. Чаадаева, и многих других. В основном, так говорят наши «западники» – у них все время ничего не получается с радикальным переустройством страны. Когда очередная, задуманная ими реформа, рушится, они говорят: «Ну, это Россия такая, ничего с ней не поделать!» Но если с Россией ничего путного все равно не поделать, зачем же тогда надо было через колено ее ломать?

Западным реформаторам у нас все время противостоят «славянофилы-самобытники». Они страдают таким же утопизмом, только обращенным в прошлое.

Если сказать кратко: в принципе, можно и нужно и в русской самобытности что-то изменять и переустраивать – но только тогда, когда эта самобытность имеет свой крепкий стержень. Ведь студень или амебу вы никак не перестроите: их что меняй, что не меняй, все одно – растекаются сквозь пальцы. Русского человека неоднократно пытались переделать – и патриарх Никон, и Петр I кроил, но получалось совсем не то, что задумывалось. В советское время продолжали перекраивать по живому с новой силой. Но все же самобытная русская душа, измученная, израненная, изуродованная, все еще жива. И она жаждет исцеления. Ее надо лечить! И в этом – огромная роль должна принадлежать церкви. Но насколько церковь готова к этому, насколько она сама сегодня здорова – это тема для особого разговора.

Часто приходится слышать, что российская история была бы более счастливой, если бы не мешали какие-то внешние силы – масоны, американцы, кавказцы. Или наша история – чисто «отечественный» продукт?

Конечно, история, а тем более такой страны, как Россия - очень сложное явление. Страна, находящаяся между востоком и западом, это не какая-то консервная банка, закрытая от всех влияний. Внешние влияния были, есть и будут. Но, с другой стороны, первейшие нормы христианства призывают нас: хочешь разобраться в произошедшем (т.е. в истории) - начинай с познания самого себя, с собственного «покаянного опамятования» (А.И. Солженицын). Нельзя же всерьез сказать: сам-то я хороший, это сосед у меня плохой. Это одна сторона проблемы.

Другая сторона – это масоны и всякие другие тайные враги. Но это - как в любом живом организме. Ведь медики утверждают, что в организме каждого из нас есть почти полный набор возбудителей различных заболеваний – не только внешних, но и наших «личных», «своих» возбудителей, которые в нас постоянно живут! Когда разные там бациллы попадают в организм, или собственные наши микробы пытаются активизироваться - но если организм имеет иммунитет – все это не приносит вреда, и как свои, так и чужие бациллы подавляются силами здорового организма. А если иммунитета нет, или он очень слаб - то может начаться заболевание. Так во всей природе. Так и в государстве.

Нельзя сказать, что у нас нет врагов. У всех они есть. У карася есть враг – щука, у зайца – лиса. Ну, поймала лиса зайца и съела, и что ж теперь, всю ответственность на лису валить? А тебе, заяц, ноги для чего даны? Вот ты и беги! И щука именно для того, что б карась не дремал.

Ограниченность наших патриотов – в том, что они всё ищут внешние причины наших бед, и, найдя очередного недоброжелателя, тычут в него пальцем: «Во-о-от о-он!». Конечно, внешние опасности есть, и надо за ними зорко наблюдать, но, повторяю, согласно христианской духовной традиции, начинать, прежде всего, надо с самих себя. И когда русский народ изживет собственное духовное заболевание, которым он болеет уже более 350 лет (начиная с реформ 17 века; об этом пишут и Солженицын, и многие другие), тогда и начнется его выздоровление. И тогда никакие негативные внешние силы не смогут нам помешать.

Вспоминается одна из Ваших статей в журнале «Родина», где Вы выдвигаете тезис о том, что старообрядец – это тот самый «российский европеец», о котором так мечтал царь Петр. Вы продолжаете придерживаться этого тезиса?

Да, мой тезис заключается в том, что подлинное аутентичное европейское начало в России заключено как раз в старообрядчестве. В одной статье я писал: а что, если за длинными кафтанами и нестрижеными бородами скрывается подлинное европейское начало, и его надо искать именно там, а не в поверхностной, «кока-кольной», внешней западной европеизации. Это – наше внутреннее, подлинное, нам не надо за ним никуда идти, мы уже и так европейцы с Х века.

Но ирония истории заключается в том, что старообрядцы были пасынками Петра, он их не любил, но лишь терпел (бородачи платили двойной налог, Выгорецкое общежительство снабжало Петербург рудой и хлебом, и т.д.). Петр все-таки, к счастью, был прагматик, в отличие от большевиков. Родным же дитём у него было дворянство. И вот это-то «родное дитя», волею Петра оторвавшееся от народного духа, в конце концов предало империю: декабристы разбудили Герцена, Герцен разбудил разночинцев, те разбудили Ленина (тоже, кстати, дворянин!), и так династия Романовых была уничтожена.

А старообрядцы, загнанные Петром в леса и болота, пройдя через унижения и лишения, ответили почти поголовной грамотностью, освоением передовой техники и новейших западных технологий. То есть, по сути, явили образ «цивилизованного русского европейца», о котором мечтал Петр. И все то, что государь сверху пытался насаждать дубинкой, старообрядцы смогли воплотить в органичной форме, как естественный, осмысленный ответ на вызовы своего времени, как способность выживать и развиваться в крайне неблагоприятных внешних условиях. Но, к слову сказать, государство старалось не замечать и никогда не ценило по-настоящему этих достижений своих верноподданных.

Существует мнение, что старообрядцы – это нечто замкнутое в себе, этакий этно-конфессиональный заповедник, войти в который «со стороны» очень непросто, и поэтому большинству наших современников старообрядчество непонятно и чуждо. Так ли считаете Вы?

Во-первых, если б все было даже именно так (как, например, у американских индейцев, с перьями и вигвамами), и удалось бы в каком-то заповеднике сохранить старую веру и исконно-русскую самобытность, то это вовсе не было бы плохо – это был бы островок той самой Святой Руси. Но беда в том, что нынче ведь от былого уже ничего почти не осталось. Последние старушки по всей России умирают, и вместе с ними неумолимо вымирает коренное старообрядчество (так же точно, как и коренное «новообрядчество», к слову сказать). Поэтому сейчас у нас всех остался только один путь – путь обращения к современности и к современникам. С другой стороны, как раз новые, приходящие со стороны, люди, сегодня могут принести большую пользу. Они, как правило, более энергичные, неуемные такие, как все неофиты. И тут опять парадокс. Был у меня один замечательный знакомый старообрядец, умер в возрасте 94 лет. Его во чтецы рукоположил еще архиепископ Иоанн (Картушин) в начале прошлого века. Но бороду он впервые отпустил только на 92-ом году жизни! Вот пример «коренного» старообрядца. Такой вот он был «современный», все боялся отстать от времени. Поэтому пресловутая «замкнутость старообрядчества» – это давно уже миф.

С другой стороны, определенная замкнутость есть естественное свойство любого организма. Вот, например, человеческий организм - замкнут, защищен кожными покровами, да еще и одеждой. Поэтому я не пойду собирать все бациллы по вокзалам, у меня и обоняние существует, и зрение, чтобы этого избегать. Любой организм является гомеостазисом – то есть имеет способность к самосохранению. Полная открытость невозможна, ибо это – гибель для индивида. Но и абсолютная закрытость – это тоже гибель. Нужен какой-то средний, царский путь, чтобы просто сохраниться, просто выжить.

Важно понимать и другое. Когда наши противники произносят слово «старообрядчество», то они часто вольно и невольно подменяют понятия. К примеру, как-то недавно даже диакон Андрей Кураев, опытный публицист, начав разговор про нашу Церковь, фактически стал рисовать беспоповство: у них де таинств нет, иерархии нет, они – секта. Неудивительно, что после таких «неточностей» у людей создается неверное понимание.

А истинное старообрядчество – Церковь Белокриницкой иерархии (РПСЦ) – сохранило и священную иерархию, и все церковные таинства, и неискаженное священное предание – всю церковную полноту. Но, к сожалению, сегодня наша Церковь представлена относительно немногочисленными (в сравнении с РПЦ МП) последователями, и многие из них тоже не дотягивают до понимания глубины своей собственной веры, своего упования. Поэтому зачастую и не могут внятно и убедительно рассказать о нем инославным.

Многих интересует вопрос: каковы перспективы уврачевания церковного раскола, произошедшего в русской церкви в XVII веке? Какие шаги на этом пути делают старообрядцы, какие – Московский Патриархат РПЦ?

Вообще, вопрос уврачевания любого раскола – бесконечно трудный. В истории Церкви преодоление расколов всегда было делом нелегким, почему и сказано святыми отцами, что «грех церковного раскола не искупает даже мученическая кровь». А зачастую раскол прекращался лишь с «биологическим вымиранием» одной из сторон. Так и в России за три века было очень много сделано для того, чтобы «изжить раскол» именно таким путем. Этими целями, очевидно, следует объяснять и те жестокости, те неправды, которые, как из рога изобилия, сыпались на головы старообрядцев в прошедшие века.

А на счет шагов… Еще покойный митрополит Андриан внес предложение создать совместную (РПСЦ + РПЦ МП) комиссию, но не по «сдаче» старообрядческой церкви, как несправедливо заявляют некоторые «ревнители», а чтобы поставить серьезные богословские вопросы, касающиеся истории и перспектив наших взаимоотношений.

С митрополитом Кириллом (Гундяевым), председателем недавно созданной Комиссии Синода РПЦ МП по взаимодействию со старообрядчеством, мы встречаемся чаще, чем с другими деятелями РПЦ. Причем он вовсе не ставит вопрос о каком-либо объединении последователей старого и нового обрядов (как он прямо и сказал об этом в док. фильме «Распечатанные алтари», ТВЦ, 2005).

Сегодня времена поменялись, и нас, старообрядцев, вместо того, чтобы сажать в кутузку, сегодня уже подчас готовы и выслушать. А ведь нам есть что сказать, и что предъявить! Все эти три с половиной столетия мы стояли в истине, никогда и ни в чем не изменяли православию, и нам бояться-то нечего! Хотя находятся и среди нас те, кто по поводу подобных встреч поднимают шум: «вот, они-де там играют в экуменизм с никонианами». Но надо понимать, что объяснять и отстаивать свои догматические воззрения – это естественный и неизбежный путь миссии Церкви в современном мире.

Надо сказать, что в последние годы между РПСЦ и РПЦ МП начинают складываться добрососедские отношения (хотя на местах встречаются иногда еще и рецидивы враждебных проявлений). Во всяком случае, официальная политика - она вот именно такая.

Так что мы пока учимся на различных уровнях слушать и понимать друг друга - без оскорблений и клеветы. А это – уже неплохое достижение.

За последнее десятилетие Вы неоднократно бывали в Ржеве. Какая из Ржевских встреч Вам запомнилась больше всего?

Больше всего мне запомнился вечер, посвященный 100-летию дарования свободы вероисповеданий в России. Когда я выступал там, я был потрясен: в то время, как в Москве люди, обычно, вялые, усталые, и никого ничем не удивишь, а в этой – в хорошем смысле – провинциальной аудитории – я увидел горящие, живые, заинтересованные глаза. Признаюсь, я этого не ожидал. И потом – после выступления – ко мне подошел главный пожарный всего Ржева, полковник Владимир Ильич Булыгин, и чуть не расцеловал меня. Получить признание от такого уважаемого человека (потом я узнал, что его стараниями была воссоздана славная история пожарной команды г. Ржева) мне было особенно почетно. Поэтому я с удовольствием откликнулся на приглашение Ржевской библиотеки приехать и принять участие в новой встрече с замечательными жителями вашего славного города.

Сайт Ржевской Покровской общины