Пермяков Ф. Д. Свидетельство пр. Смирнова, что будто бы Андрей Денисович к концу своей жизни стал снисходительнее смотреть на брачныя сожития, основано на сочинении Павла Любопытнаго, которому в этом вопросе доверять нельзя, как писателю пристрастному к брачной стороне. Он, например, говорит в Каталоге о Мануиле Петровиче, что тот будто бы учил о вечном сушествовании брака, а пр. Нильский приводит документ, где говорится обратное, что "Мануил Петрович высказывался, что ныне брака истиннаго нет". (ст. 188).
На таких шатких свидетельствах основываться никак нельзя. Поэтому и свидетельство Павла Любопытнаго, что "Андрей Денисов строгия черты против шестой тайны разнообразно начал ослаблять", пока наконец, на "бывшем в Выгореции соборе была освящена и утверждена вечность брачнаго бытия" (Смирнов из истории раскола ст. 48), нужно считать вымыслом, ибо противоречит всем подлинным свидетельствам и писаниям самого Андрея Денисовича, приведенным у пр. Смирнова (та же книга, стр. 62).
Там ясно изложено мнение Андрея Денисовича с братиею, "что брак истинный, от Христа установленный, и со иереом в церкви Божией совершается и кроме всякаго препятия правильнаго, а понеже сие крепко и утверждено, кроме сего состоятися невозможно... Крещению и покаянию и кроме священнаго чина и без церкви совершитися во время нужных случаев попустиша; браку-же точию единем чинным церковным освящением, кроме-же того никакоже какое супружество в церковь приемлется".
Так узаконял собор Выгорецкой братии, а не какое-либо частное лицо или, "раскольнический писатель". Этому же соборному приговору последовал и собор 1792 года, отлучивший Василия Емельянова. Что касается приведенной моим собеседником ссылки на указ Синода от 2 августа 1727 года, где написано, что Андрей Денисович и прочие отцы сами свадьбы венчали, то как говорит пр. Нильский (ст. 178 прим. 1), указ этот составлен на основании донесения о выговцах иеромонаха Неофита, - свидетеля не вполне достовернаго. Да это свидетельство противоречит утверждению моего собеседника, что у первых поморских отцов никакого учения о браке и безбрачии не было, а сам же он приводит свидетельство, где говорится, что Даниил Викулин, первый настоятель Выгорецкаго общежительства, браки венчал. Мой собеседник сам себя опровергает.
В соборном приговоре 1694 г. под которым подписался Феодосий Васильевич, хотя и отвергается брачное супружество, но только такое, которое совершается с нарушением закона (убегом, похищением насилием, тайный, без венчания); только такие браки, по мнению Феодосия Васильевича, по уставу "отмещутся". (Смирнов. Из истории раскола, стр. 41).
Феодосий Васильевич признавал браки, совершенные в иноверии законными, в Церкви же считал брак прекратившимся, как и Выгорецкие старцы. У них учение было одинаковое и никакого разделения не было.
Свидетельство Андреева также не достоверно, так как, если бы Выгорецкое общежительство действительно учило признавать брак законным, то зачем оно отлучило Василия Емельянова именно за признание брака законным? Та же история Андреева немного далее, на стр. 230-213, говорит, что "Выг и Лекса до конца хранили обет безбрачия", а мой собеседник все хочет доказать, что Выг и Лекса проповедывали когда-нибудь брачное житие.
Тот же Андреев опровергает доводы моего собеседника. Из книжки Надеждина безпоповцев Преображенскаго кладбища и Покровской часовни о браке (СПБ. 1865 г.) видно, что Василий Емельянов первый стал учить о законности брака, за что был вызван в Выгорецию и там осужден (стр. 4-8). То же подтверждает Плотников в "Истории рус. раскола (стр. 110-111), пр. Ивановский (Критический разбор учения старообрядцев о церкви и таинствах, Казань 1883 г., стр. 366-367) и даже брачный историк Павел Любопытный согласно с этими историками говорит, что Василий Емельянов первый открыл в Москве начало брачнаго чина. Я привел здесь столько свидетельств в подтверждение того, что поморские отцы учили о прекращении брака и о необходимости общаго безбрачия, а мой собеседник основывается только на одном месте, и то сомнительном, из книги пр. Смирнова, которое не дочитывает до конца. Я привел соборные приговоры Выгорецкаго общежительства в защиту нашего мнения, пусть же и мой собеседник приведет хотя бы одно соборное постановление в защиту его мнения.
Румянцев Ф. Ф. Собеседник мой упрекает меня, что я не читаю мнения Выгорецких отцов о браке. Но это упрек несправедливый, потому что все слышали, что я привел множество свидетельств по этому вопросу, а мой собеседник по три раза приводит одно и то же свидетельство, да и то не в его пользу; это уже показывает, что на стороне Федосеевскаго учения нет никаких серьезных доказательств их неправому уверению, что будто бы их учения держались первые Поморские отцы. Но какие отцы, где и в какое время, собеседник мой не показывает, да и показать не может. Нельзя же основывать все упование на одном том, что собор на Выгу отлучил Василия Емельянова в 1792 году за брачное учение. Что это за доказательство?
Разве можно основывать все свое упование на этом единичном и то сомнительном, как я доказал, случае?
А я привел несомненныя доказательства в оправдание нашего убеждения. Собеседник мой, видя неуспех своих стараний доказать неверное, прибегает к обману. Он говорит, что я читал ложное, поддельное свидетельство, из "Полнаго Собрания распоряжений по Ведомству Православнаго исповедания", где засвидетельствовано очевидцами-современниками существование брачной жизни и благословения в Поморье. Собеседник мой опять голословно утверждает, что это свидетельство не имеет никакой цены, так как оно записано с показания отступников и доносчиков Халтурина или Круглова, которые могли для своих целей, чтобы больше возвести вины на монастырь, наговорть чего и не было. Но собеседнику моему здесь не удалось обмануть нас, так как есть историческия данныя, что Халтурин написал донос свой в 1732, а Круглый в 1737 году (Есипов. "Раскол. дела", т. I, стр. 314 и 357). А то свидетельство, на которое я ссылался и которое хотел опорочить мой собеседник, относится к 1727 г. Как же мог указ Синода от 1727 года основываться на доносах 1732 и 1737 годовъ? В указе 1727 г. говорится, что Выгорецкие учители, не будучи посвящены, совершают церковныя действа, как то: службы правят, крестят, отпевают; браки совершают. Разве будет кто спорить, что они не правили службы, не крестили, не отпевали? Почему же подверглось сомнению одно только бракозаключение? Таким образом можно опорочить любое свидетельство: что не нравится, то и отбросить. Но это по-детски. Единственная ваша опора - собор 1792 года, тоже весьма сомнительнаго качества, ибо на Соборе этом присутствовал известный И. А. Ковылин, ярый Федосеевец, что показывает, что Собор этот, хотя и происходил на Выгу, но состоял б. ч. из Федосеевцев, а не из Поморцев.
"Видя, что согласие признававшее брак все более усиливается, Ковылин потребовал на соборе на Выгу в 1792 г., чтобы Емельянов отрекся от своего учения о браке" ("Раскол и его значение в народной русской истории". В. В. Андреев, стр. 232, издание 1870 года).
Поморцы же с московским обшеством не прерывали общения и собор 1792 г. не считали законным, как видно из приведенных мною благодарственных писем и из слов проф. Ивановскаго:
"Выговская пустынь с самаго начала сердито посматривавшая на нововведение Емельянова впоследствии примирилась с ним и своего общения с московскими поморцами не разрывала. Таким образом все поморское согласие стало называться согласием брачников" (Стр. 368 и 369: "Критический разбор учения, неприемлющих священства старообрядцев, о церкви и таинствах". Н. И. Ивановский, издание 1883 г.).
Следовательно то общество имеет право именоваться Поморским, которое признает брак, а не то, которое брак отвергает.
Если здесь говорится о нововведениях Василия Емельянова, то эти нововведения отнюдь не касались существа учения о браке, а только порядка заключения браков открыто в молитвенном храме. Между тем, постановление собора 1792 года, состоявшееся под непосредственным влиянием И. А. Ковылина, касается брака, в смысле его конечнаго отрицания, что противоречило бы Поморскому учению. Когда Ковылин уехал с Выга, то и Собор потерял свое значение для Поморскаго общества, и мы видим, что в 1794 г., т. е. через два года после мнимаго отлучения, те же Выгорецкие старцы находятся в общении с Московским Поморским обществом, во главе котораго стоял Василий Емельянович. Мой собеседник опять упрекает меня в том, что я не дочитал выдержки из Смирнова. Прочту с удовольствием и дальше:
"Впрочем с новоженами, живущими в миру, Андрей Денисов имел общение. Так, будучи в Москве в 1717 г., он жил в Покровском селе у Антона Иванова и Семена Артемьева, которые были оба вновь женившиеся; он с ним ел, пил, молился" (Смирнов. "Из истории раскола первой половины XVIII века", стр. 49).
Это место мой собеседник заботливо пропустил, ибо, как вы слышите, оно слишком ясно идет против Федосеевцев.
И Андреев, на котораго ссылается, но не дочитывает мой собеседник, не менее ясно подтверждает наше мнение:
"Выг и Лекса остаются, как прежде центральным пунктом севернаго поморскаго раскола и обителями мужскою и женской, куда стекались выходцы почти из всех местностей России. Тут до конца хранится обет безбрачия и какою была в этом отношении Выголексинская обитель, в эпоху своего процветанья, такою она остается и пред эпохою своего упразднения (в пятидесятых годах нынешняго столетия). Но за исключением этой обители все Обонежье знало уже давно семейныя отношения, и брак признан Поморским учением" ("Раскол и его значение в народной русской истории". В. В. Андреев. стр. 230 и 231).
То обстоятельство, что в Выгорецком монастыре не было семейных людей, что так смущает наших собеседников, не должно никого смущать, если припомнить, что вступающие в монастырь люди дают обет девственнаго жития. Но, конечно, для каждаго из вас ясно, что одно дело хранить обет девства, а иное дело - отвергать брак.
Это понимали и благоразумные Федосеевцы, как Иван Алексеев, и переходили на Поморскую сторону:
"Первый защитник и сочинитель был из федосеевскаго сборища Иван Алексеев, он довольно сочинениями своими федосеевцам и всей раскрещеванской стороне доказал, что человеку брачное сожитие есть необходимо; что предки их (федосеевские), кои учили противному в том ошибались, и что девственная жизнь на произволение наше оставлена, и то только для тех, кои оную вместить могут и изволяют" ("В пользу раскола", стр. 265. Александра Б., часть I-я).
Здесь Иван Алексеевич обличает своих Федосеевских предков, а не Поморских, как думает мой собеседник, он доказывал необходимость брачной жизни не Поморцам, конечно, которые непрерывно вели брачный порядок, а Федосеевцам.
Приведу еще одно свидетельство историка Плотникова:
"Другой пункт учения, подвергшийся изменению был о браке. Для большинства выговских иноков безбрачная жизнь была не по силам; но еще труднее было жить целомудренно тем поморцам, которые жили по деревням и погостам целыми семьями. Между тем все усилия выговских наставников удержать своих последователей от брачной жизни были безуспешны. Поэтому они стали делать снисхождение не только староженам женатым до перехода в раскол, но и новоженам (венчанным в православной церкви после перехода в раскол). После небольшой епитимии, последних допускали до совокупной молитвы, приглашали за общую трапезу, только сажали за особый стол, и оставляли жить в одной келье, с женами, а у новоженов, живших по деревням, свободно крестили детей. Мало того, они не решались строго преследовать и тех новоженов, которые вступали в брак без венчания церковнаго, по одному взаимному согласию" ("История русскаго раскола, известнаго под именем старообрядчества". Издание 5, 1905 г. К. Плотникова, стр. 77-я).
Из всех моих свидетельств ясно доказуется, что брачная жизнь в Поморском обществе ведется не с 1792 г., а с самаго начала разделения, с конца 17 века. Поэтому еще раз ставлю вопрос моему собеседнику: где Поморские отцы установили отвержение брака? Вопрос этот он все время обходит молчанием, но теперь уже, при конце беседы, должен, наконец, на него ответить, иначе мы будем считать его безответным.
|
