Но аще и зело грешен есмь пред Богом, токмо поминая реченная святыми: «Деръжитеся, - рече, - предания старец, яко тип навыкоша от отец своих». Но обаче же и развраты, и расколы церковныя не ино что по святых писанию судятся быти - точию не соглашатися в Писании реченным силе, но о себе инако шататися и отцем в последовании не соединятися. Но аще же и со всею Вселенною мирны есмы будем пребывающе, аще и со всеми въкупе человеки обществующе, любовь имети будем, к Богу же и святым Его приразившеся несогласием - то сущыя таковии расколницы и раздранцы церковныя от Бога судими будут, понеже тело церковное раздраша несоединением и со отцы неединомыслием.

                                    Инок Евфимий «Обоснование разделения с филипповцами»

Еще в «Книге о вере», священной для каждого старообрядца, говорилось о том, что нужно делать для спасения души после воцарения в мире антихриста: «презриши всяко мира сего окаянство и суету». Вместе с тем верным должно было не только «бояться Бога и бдети», но и «претерпеть лютость гонения». Каждое старообрядческое согласие и каждый старовер в отдельности сами определяли для себя ту меру компромисса с враждебным миром, на которую они могли бы пойти без серьезного ущерба для своей веры и для спасения души. Однако странники, или бегуны, вообще отвергали какой-либо компромисс, категорически отрицая возможность спасения в антихристовом мире.

Вопрос о начале страннического согласия пока еще окончательно не решен. Старообрядческий историк Павел Любопытный приписывает основание этого согласия некоему Андриану Монаху (1701-1768), о котором, в частности, пишет: «ярославский мещанин и житель в окружности сего града, отщепенец филипповской церкви, грубый буквалист... Человек был своенравный, непокорного духа и глубокого суеверия... славившийся довольно в толпе пустосвятов и невежд». Н. И. Костомаров считал родоначальниками странничества ярославских федосеевцев Ивана и Андриана. Сам Феодосии Васильев учил: «Побегайте и скрывайте-ся во имя Христа». В принципе, странствующие подвижники встреча­лись практически в каждом старообрядческом согласии. Однако боль­шинство современных исследователей сходятся на том, что основателем странничества как особого, организованного, движения в русском ста­рообрядчестве, явился некий инок Евфимий.

О Евфимии нам известно не так много. Мы даже не знаем его мир­ского имени - Евфимием он был назван по втором (странническом) крещении. Он родился в Переяславле-Залесском в 1743 или 1744 г. По одним данным, он был переяславским мещанином, достаточно гра­мотным и с самых ранних лет посвятившим себя служению Богу. Дру­гие считали его крестьянином помещика Мотовилова Переяславского уезда. Третьи утверждали, что он происходил из духовного сословия и даже был архиерейским певчим. В первый рекрутский набор после третьей ревизии 1764 г. в царствование Екатерины II, на двадцать пер­вом году жизни он был отдан в военную службу, «но по сем скоро от­лучился и бысть под видом человека страннаго, в укрывательстве жив-шаго». Однако главным мотивом странничества явилась не тяжесть военной службы, а стремление спасти свою душу. Как повествуется в страннической рукописи, Евфимий «стал приискивать себе пристани­ща, не еже токмо глаголя течения жизни сей, но еже бы получить души своей спасение и не туне бы проводить дни свои на сем свете, за что и сотворен бысть человек»¹⁰².

Под видом странника Евфимий явился в Москву, где познакомился с местными филипповцами, обитавшими на Братском дворе (в Дурном переулке), и решил остаться у них. Суровый аскетизм и филипповское крещение и получил имя Евстафия. Обладая ис­кусством книгописания, он стал заниматься переписыванием книг, пи­сал также иконы и миниатюры в лицевых Апокалипсисах. В этот период он создал и собственные сочинения о староверческих старцах, в защиту поморского учения, против федосеевцев («На согласие Феодосиян и все их пороки и разнствия от поморских христиан»).

Однако вскоре Евфимий был пойман полицией и переслан в Перяславль-Залесский. Местное мещанское общество снова отдало его в солдаты, но Евфимий опять убежал и явился в Москву - только на этот раз уже не к филипповцам, а к федосеевцам, на Преображенку, поскольку здесь, по-видимому, было безопасней (это было время сближения федосеевского и филипповского согласий). В это время Евфимий принял иноческий постриг и сблизился с филипповским иноком Феодосией, бывшим архиерейским певчим и тоже беглым солдатом. На Преображенке иноки пробыли недолго - московские старцы посоветовали им как не имевшим видов на жительство, «для безопасности и душевнаго спасения» уехать в Поморье, в один из филипповских скитов. Евфимий послушался этого совета и вместе с последовательницей филипповского согласия беглой крестьянкой Ириной Федоровой отправился в поморский скит на Топозеро (Ар­хангельская губерния).

В Топозерском скиту Евфимий пробыл два года. Наблюдая за филипповскими скитожителями, он пришел к выводу, что они недостаточ­но радикальны по отношению к антихристову миру, «двоедушничают и двурушничают», идя на определенные компромиссы с властями и под­чиняясь «законам градским». Дело в том, что еще в царствование Петра I, в 1716 г., был издан указ, допускающий существование старообрядцев, ранее находившихся фактически вне закона. Согласно этому указу, «за­писные старообрядцы», т. е. внесенные в «перепись раскольников», об­лагались двойным денежным налогом, им предписывалась особая одеж­да и особые знаки. Часть филипповцев также к концу XVIII в. согласились записывать себя у властей под именем «раскольников». Считая, что при­знание себя «раскольником» губительно для души истинного христиа­нина, Евфимий «стал искать средства, како бы совершить себя без со­мненья, но не как не мог совесть свою успокоить». Желая разрешить свои сомненья, Евфимий написал сочинение, состоявшее из 39 вопросов, и послал его предводителям московских филипповцев Алексею Яковле­ву (Балчужному), Никите Спицыну и др. Но ответа на свое послание он так и не получил.

Сначала Евфимий хотел отправиться в Выговское общежительство, однако по размышлении пришел к выводу, что выговцы «от давних лет повредишася», Самариным «приведены были к склонению тако­му, что молица именословне за царей», после смерти Андрея Денисо­ва и Даниила Викулина «оставили чины и вся осторожности в житии и приидоша во оставление и ввели многия вредности». Думал идти в Кимры (один из филипповских духовных центров в Тверской губер­нии), где, как ему было известно, жили староверы, отделившиеся от филипповцев по тем же самым причинам, что и Евфимий, за записи и имя «раскольника», однако и это намерение по каким-то причинам не было исполнено.

Наконец, Евфимий случайно встречает некоего странствующего старца по имени Иоанн, который, будучи старовером, с молодых лет проживал «в укрывательстве и посему не быв записан ни в которой ревизии». Эта судьбоносная встреча натолкнула Евфимия на мысль о странничестве. «С ним Евфимий имел частое сношение, беседуя о сво­ем сумлений и желая от него себя совершити; он был ему советником во всех разглагольствиях». В 1784 г. под влиянием Иоанна Евфимий решил, что никто, связанный с антихристом, не должен участвовать в крещении или перекрещивании. Евфимий обращается к старцу Иоан­ну с настоятельной просьбой крестить его. Однако Иоанн отклоняет эту просьбу и советует Евфимию «самому себя крестить». В результа­те в 1772 г. тот крестил сам себя «в странство» с именем Евфимий, положив тем самым начало новому старообрядческому согласию - «странствующей церкви».

После своего нового крещения Евфимий направился в Ярославль. В ярославских пределах находились непроходимые Пошехонские леса, удобные для скрытия. К этому времени учение Евфимия уже оконча­тельно определилось.

Обосновавшись в Ярославской губернии, Евфимий выступил с рез­кими обличениями филипповцев, написал «разглагольствие» под за­главием «О настоящем в древнецерковном исповедании несогласии с Антихристовыми жрецами» (1784), в котором писал: «Те из христиан укрывающиеся за нечестивыми жрецами, или за никонианскими по­пами, кому востребуется нужда куды проехать, для проезду, дабы не задержанным быть, яко беглым, первее приходят к ту сущим вкупе живущим нечестивым и кланяяся просят, во еже бы дали им отпуск­ное письмо для взятия печатнаго паспорта, таже приходят к сельско­му попу, яко к своему духовному отцу и кланяяся просят его руку при-ложити, от него приходят в государев приказный дом, вручают паспорт обывателем ту сущим, имущим образ некоего зверя, и даются им пе-чатныя паспорты не просто, но вся уды их описав, и тако вземше сия не осудишася ли христиане за сравнение с злочестивыми?..»¹⁵³

Далее в своем сочинении Евфимий критиковал другие беспоповские согласия, в той или иной мере пошедшие на компромисс с миром: федо­сеевцев — за нерасторжение «еретических и поганских браков» и отме­тание «иноческаго обряда», новопоморцев — за принятие молитвы за «иноверныя власти», новоженов — за принятие церковного брака, фи­липповцев — за признание странствующего согласия еретичеством. «В настоящие последния дни сея антихристовы прелести кий путь спа­сительный сущим в вере прообразовася? Пространный ли, еже о доме, о жене, о чадах, о торгах и стяжаниях попечение имети, или же тесный, нуждный и прискорбный, еже не имети града, ни села, ни дому?»¹⁵⁴ По-своему переосмысливая призыв Феодосия Васильева — «побегайте и скрывайтеся за имя Исус Христово», Евфимий пишет в одном из посла­ний к московским старцам: «Достоит таитися и бегати».

Начав скрываться в Пошехонских лесах, Евфимий вскоре нашел и первых последователей своего учения. Это были Павел Васильев, уже известная нам спутница Евфимия Ирина Федорова, дочь ярославско­го мещанина Екатерина Андреевна Душина, Егор Егоров с двумя ма­лолетними дочерьми, старик-федосеевец Павел из Петербурга, при­станодержатель Петр Федоров. Им покровительствовала купчиха из Ярославля Матрена Федоровна Пастухова.

Однако через некоторое время властями был пойман и сослан в Сибирь последователь Евфимия Павел, и пошехонские странники вынуждены были уйти в Костромскую губернию, в Галичские леса, где построили общую келью. Здесь они пробыли всего два года, после чего перебрались в деревню Малышеве, а потом снова вернулись в Яро­славль.

Под Ярославлем Евфимий и скончался 20 июля 1792 г. и был по­гребен по странническому обряду в Ямском лесу. Странники свято хранили память об иноке Евфимии и каждый год в день его смерти служили ему панихиду. Из его сочинений наибольшим почитанием в страннической среде пользовался «Цветник десятословный», который последователи Евфимия многократно переписывали от руки. В «Цвет­нике» содержалось обличение «вин» и «пороков» «старообрядцев» - так Евфимий называл всех тех последователей древлеправославия, которые так или иначе шли на компромисс с властями и записывались в «раскол». Самих же себя странники предпочитали называть «истин­но православными християнами странствующими».

Дело Евфимия продолжила его бывшая спутница Ирина Федоро­ва, после смерти старца переселившаяся из Ярославля в село Сопел­ки, находящееся на правом берегу Волги, в 15 верстах от Ярославля, при ручье Великоречке. С тех пор Сопелки стали самой настоящей столицей страннического согласия, которое по этой причине иногда называлось «сопелковским».

Постепенно согласие распространилось и на другие губернии Рос­сийской империи — целая сеть тайных моленных и пристанищ для стран­ников широко раскинулась по всей стране. Однако основным ядром страннического согласия продолжала оставаться Ярославская губерния. По сообщению откомандированного сюда для специального расследо­вания чиновника Министерства внутренних дел (в 1850-е гг.), «целая половина губернии тайно или явно принадлежала расколу»¹⁵⁵. Особен­ностью населения Ярославской губернии было то, что значительная часть мужского населения на достаточно продолжительное время уда­лялась в большие города на заработки, в то время как на долю женщин в основном оставались все полевые работы. То есть страннический, ски­тальческий образ жизни вообще был весьма распространен среди яро-славцев. С другой стороны, в губернии находилось множество так назы­ваемых келий и келейниц, которые по старому обряду совершали у себя и по домам богослужение, пели, читали, учили грамоте и воспитывали своих будущих преемниц. Число их было весьма велико. В одном толь­ко Романово-Борисоглебском уезде (не считая самого города) в 1853 г. проживали 2374 келейницы. В одной Шагати (вотчине ярославского Де­мидовского лицея) было до 84 келий!

Долгое время (более полувека!) странническое согласие пребывало не замеченным официальными властями. Ярославские староверы жили «под скрытием» (отсюда другое название этого согласия — скрытники). Местное духовенство, которому вменялось в обязанность сообщать в вышестоящие инстанции о наличии «раскольников» в приходе, по ряду причин скрывало истинный масштаб распространения странничества. С одной стороны, новообрядческие священники боялись попасть в раз­ряд слабых и неспособных бороться с «расколом» и тем самым навлечь на себя подозрения в нерадении о пастве. С другой стороны, они не хо­тели отказываться от той обильной «духовной подати», которая щедро лилась в их карманы из рук «расколыциков» за то, что не бывших у ис­поведи они записывали бывшими и позволяли странникам погребать своих единоверцев по старым обрядам.

Лишь в 1830-е гг. начали появляться первые, пока еще весьма не­определенные сведения о новом согласии, а в начале 1850-х гг. согла­сие было открыто властями. Произошло это случайным образом. В По­шехонских лесах объявилась шайка беглых солдат, занимавшихся разбоем и разорявших окрестные деревни. Было учреждено следствие, возглавленное графом Стенбоком. В результате следствия были откры­ты тайные моленные скрытников и тайники, где скрывались предста­вители этого согласия. Одновременно стали известны и некоторые осо­бенности вероучения странников, или скрытников.

В странническом учении была доведена до логического заверше­ния общая для всех беспоповцев идея о свершившемся приходе ан­тихриста в мир. При этом, однако, странники изначально понимали пришествие антихриста не духовно, «приточно», а чувственно. Так, например, они в условиях усилившихся гонений на старообрядчество пришли к выводу, что антихрист — это конкретный человек, царь (им­ператор). Инок Евфимий учил о том (по сути, это была старая мысль), что чувственный антихрист воцарился в лице императора Петра I и в лице царствующих особ - как преемников Петра-антихриста и ис­полнителей его воли. «Апокалиптический зверь есть царская власть, икона его — власть гражданская, дело его - власть духовная». Отсю­да вытекало главное требование страннического учения - для спасе­ния души необходимо было полностью порвать с обществом и отка­заться от всех видимых знаков антихристовой власти. «Власть царя над собою не почитаю», «христианином его не признаю», «царя и власти считаю нужными, но того, кто повелевает христиан держать в тюрьмах, за царя не почитаю, а за мучителя», - такие высказывания особенно часто можно было слышать от задержанных полицией стран­ников в царствование «миссионера на троне» Николая I. Тем самым странники связывали всякого рода власть, существующую в Россий­ской империи после Петра I, с действием антихриста. Отсюда их от­каз иметь хоть какую-то связь с «миром антихриста»: странники не записывались в ревизские сказки, не платили никаких податей в каз­ну, не имели недвижимого имущества, паспортов («печать антихри ста»), постоянного места проживания. Когда их арестовывала поли­ция, они сказывались не помнящими родства.

Переходя с места на место, странники пользовались особыми «пас­портами» — специальными листами бумаги, которые служили неким опознавательным знаком для доверенных лиц. С одной стороны, это была явная пародия на введенную в 1719 г. в России Петром-антихристом пас­портную систему, поскольку страннические «паспорта» составлялись по схеме пропускных писем, в которых обозначались занятие владельца, его возраст, местожительство, приметы лица, продолжительность, цель и место путешествия; а с другой стороны, в этих своеобразных памятни­ках старообрядческой письменности отразилось мировоззрение их ав­торов, их идеология и художественное мышление. Страннические «пас­порта» — это своего рода Символы веры «странствующей Церкви». Часто в них присутствуют цитаты из Священного Писания и из православных молитв. Наиболее полный вариант такого «паспорта» странников «со-пелковского согласия» приводит в своем романе «На горах» П. И. Мель-ников-Печерский:

«Объявитель сего раб Исуса Христа имярек уволен из Иеросалима, града Божия, в разные города и селения ради души прокормления, грешному же телу ради всякаго озлобления. Промышлять ему пра­ведными трудами и работами, еже работати с прилежанием, а пить и есть с воздержанием, против всех не прекословить, но токмо Бога славословить; убивающих тело не бояться, но Бога бояться и терпе­нием укрепляться, ходить правым путем по Христе, дабы не задер­жали беси раба Божия нигде. Утверди мя, Господи, во святых Твоих заповедях стояти и от Востока — Тебе Христе, к Западу, сиречь ко антихристу, не отступати. Господь просвещение мое и Спаситель мой — кого ся убою, Господь, Защититель живота моего — кого ся устрашу? Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое. Покой мне — Бог, прибежище — Христос, покровитель и просветитель — Дух Святый. А как я сего не буду соблюдать, то после много буду плакать и рыдать. А кто страннего мя прияти в дом свой будет бо­яться, тот не хощет с Господином моим знаться, а Царь и Господин мой Сам Исус Христос, Сын Божий. А кто мя ради веры погонит, тот яве себя с антихристом во ад готовит. Дан сей пачпорт из Града Бога Вышняго, из Сионской полиции, из Голгофскаго квартала. При­ложено к сему пачпорту множество невидимых святых отец рук, еже бы боятися страшных и вечных мук. Дан сей пачпорт от ниже-писаннаго числа на один век, а по истечении срока явиться мне в место нарочито - на Страшный Христов суд. Прописаны мои при­меты и лета в радость будущаго века. Явлен пачпорт в части святых и в книгу животну под номером будущаго века записан»¹⁵⁶.

Кроме того, странники, отправлявшиеся в дальний путь, имели при себе особые молитвы (скорее напоминающие древнерусские заговоры) - «в путь идущим» и «идущим назад», которые брали с собой в рукописных тетрадках или заучивали наизусть. Нередко в таких «молитвах» содержал­ся маршрут, по которому странники свободно переходили от одного осед­лого пристанодержателя к другому. Вот образец такой «молитвы»:

«На Екатеринбург, на Томск, на Барнаул, вверх по реке Катурне на Красный Яр, деревня Ака, тут часовня и деревня Устба. В Устбе спро­сить странноприимца Петра Кирилова, зайти на фатеру. Тут еще мно­жество фатер. Снеговыя горы: оныя горы на 300 верст, от Алама стоят во всем виде. За горами Дамасская деревня; в той деревне часовня; настоятель схимник инок Иоанн. В той обители есть ход 40 дней с роздыхом, чрез Кижискую землю, потом 4 дня ходу в Татанию, там восеонское государство. Живут в губе океана моря: место называемое беловодье и озеро Лове, а на нем 100 островов, а на них горы, а в горах живут о Христе подражатели Христовой церкве, православные хри­стиане и с тем прошу желающих православных христиан; прямым образом, без всякой лести вас уверяем всех православных христиан, желающих последовать стопам Христовым А там не может быть ан­тихрист и не будет, и в том месте леса темные, горы высокий, разсед-лины каменны; а там народ именно, варварств от них нет и не будет, а ежели-бы все китайцы были христиане, тоб и ни одна душа не по­гибла... Любители Христовы, грядите вышеозначенною стезею!.. От пана гоними из своея земли, отлучилися пять сот лет и приискивали им место два старца, церквей сирсских (ассирских. — К. К.)... сущих христиан... Российских церквей 44, и христианские у них митрополи­ты занялись от сирскаго патриарха, и отлучилися от своих мест от чис­ления Никона патриарха, а приход был от Зосимы и Саватия, святых Соловецких чудотворцев, кораблями чрез ледовое море. И таким об­разом отцы посылаеми приискивали от Зосимы и Саватия. Сей же памятник писал сам, там был, и писал им свое многогрешное иное Михаил своею рукою, и о Христе с братиею писал вам»¹⁵⁷.

Первый спор в странническом согласии завязался между последова­телями Ирины Федоровой - крестьянами Петром Крайневым и Яко­вом Яковлевым - об условиях чиноприема в согласие.

Яков Яковлев, придерживаясь наиболее радикальной точки зрения, близкой к самому Евфимию, учил о том, что членом страннической Церкви может считаться лишь тот, кто фактически скрывается и странствует. Петр Крайнев, ко­торого поддерживала старица Ирина, придерживался иного мнения. (Здесь мы уже, по сути, встречаемся с первым компромиссом.) Петр счи­тал, что в странническое общество можно принимать и тех, кто, хотя и остается дома, однако дает обет выйти в странство. В результате разго­ревшегося спора Яковлев оставил Сопелки. Однако впоследствии, когда состоялось свидание арестованного Яковлева с ярославскими странни­ками на пути в ссылку, в Сибирь, он не стал их осуждать.

Со времен спора Якова Яковлева и Петра Крайнева в странническое согласие стало входить много так называемых жиловых. Собственно го­воря, существование и широкое распространение наиболее бескомпро­миссного страннического согласия в условиях полицейского государства было возможно потому, что странники делились на две группы: собствен­но странников и странноприимцев. Странники, или «крыющиеся», были людьми, полностью порвавшими все связи с «миром», не имевшими иму­щества, документов, крова, семьи. Они вели фактически монашеский образ жизни. Странноприимцы, или «жиловые», вели оседлый образ жизни и содержали «пристанодержательства» для «крыющихся», пере­ходивших с места на место, проповедавших и прятавшихся от соблазнов внешнего мира. Подобные пристанища устраивались с особыми тайни­ками для «крыющихся». Это могли быть ямы иод лестницами, чулана­ми, иногда за стеной или под двойной крышей. Часто тайник одного дома соединялся с тайником другого, третьего и т. д., а тайник последнего дома выходил в сад, перелесок или на большую дорогу, где можно было бы легко уйти от полиции.

Среди «жиловых» было немало людей богатых - купцов и зажиточ­ных крестьян, не равнодушных к делу спасения своей души. По сути дела, «жиловые» не были полноценными членами страннического согласия (на­пример, не могли участвовать в общей молитве, общей трапезе с «крыющимися»). Их роль была подобна роли оглашенных в древнехристианской Церкви. Со временем они также становились полноправными членами «странствующей Церкви», принимая, обычно на старости лет, крещение «в странство». В случае болезни или другого опасного обстоятельства странноприимца крестили, и если он выживал, то уже должен был оста­вить свой дом, имущество, семью и уйти странствовать.

В целом учение странников допускало лишь одну уступку «миру» - в употреблении денег. Однако уже в первой четверти XIX в. возник но­вый спор среди странников: можно ли страннику брать деньги? Стран в своей келье отправлял частное богослужение - молился по Псалты­рю или поклонами по лестовке. Перед сном и после сна обязательно клали «начал» — читали краткое молитвенное правило с поклонами.

С 1850 г., т. е. со времени обнаружения странников властями, на­чался новый период в жизни согласия. Массовые репрессии, разгром основных страннических центров, аресты наставников и наиболее вид­ных деятелей «странствующей Церкви» привели к тому, что во внут­ренней жизни и вероучении странников произошли существенные изменения. В результате в 1860-е гг. среди странников появилось но­вое согласие. Его отцом стал знаменитый страннический наставник Никита Семенович Киселев, автор «Малого образа ересей», апостол странничества, объездивший с пламенной проповедью своего учения не только Пошехонские и Вологодские леса, но и множество других русских городов, включая Москву.

К.Я.Кожурин

Духовные учителя сокровенной Руси - СПб.: "Питер",2007