Старообрядческий стих об антихристе

Вместе с тем с середины XIX в. в большинстве страннических общин начался постепенный переход от учения о чув­ственном антихристе к учению о духовном антихристе. Кроме того, происходил отказ и от идеи бегства в «чувственную пустыню». Воз­никла такая форма скрытничества: трое-четверо странников приоб­ретают общий дом, где двое становятся «видовыми», а двое - истин­ными христианами странствующими.

Как видим, и со странниками повторилась та же история, что в свое время произошла с филипповцами. Начались послабления, компромиссы, а за ними - и постепенное обмирщение церкви, отход от пер­воначальных принципов. Однако были и здесь свои «крепковеры». Наиболее последовательными странниками оказались так называемые пустынники, или пещерники. От странников они отличались более по­следовательным применением учения об антихристе в своей жизни. Вместо странничества и скитальчества они предпочитали уходить для спасения своей души в глушь лесов или в пустыни, приводя слова Писания о том, что при антихристе Церковь «побежит в пустыню, иде-же имать место уготовано» (Откр. 12, 6).

Как сказано в одной старообрядческой книге, «невозможно цветоч­ку тонку целу быти посреде остраго терния. Тако и верну невозможно посреде неверных правды и благочестия блюсти непорочно» (Книга Царственная, глава 22). Это очень хорошо понимали пустынники, ос­новывавшие свою жизнь на самых строгих аскетических началах. Од­нажды убежав от мира, они не странствовали в нем, но жили по пеще­рам, землянкам и кельям, почти весь день проводя в молитвах. Мяса они вовсе не употребляли в пищу и, подобно древним анахоретам, стре­мились испытывать как можно больше лишений.

Влияние иноческой исихастской традиции, которое было весьма заметным во всем старообрядчестве, в согласии странников-пустын­ников проявилось наиболее отчетливо. Причем преобладающее раз­витие получил исихазм не в своей мистико-созерцательной версии (св. Григорий Синаит, св. Григорий Палама, св. Симеон Новый Богослов), а в жесткой аскетической. Это была традиция преподобных Антония Великого, Макария Египетского, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Иоанна Лествичника и Дионисия Ареопаги-та.

Богослужебная практика пустынников была как нельзя больше приближена к практике древних отшельников. В отличие от статей­ников, совершавших богослужения бессвященнословным чином по Поморскому уставу, пустынники никаких особенных служб и чинов не имели и, ссылаясь на святоотеческие свидетельства (преподобного Ефрема Сирина, святого Ипполита Римского и др.), говорили, что при антихристе «служба угаснет, чтение Писаний не услышится, что тоща ни приношение, ниже кадило совершается, и церкви яко овощное хра­нилище будут».

Богослужение пустынников было предельно простым. Вместо со­вершения обычных церковных служб они читали Исусову молитву (в ее древнем, дореформенном варианте) и клали по лестовке опре­деленное количество поклонов, предусмотренных уставом за каждую службу. Например, за вечерню полагалось 300 поклонов, за паве черницу - 200 поклонов, за полунощницу - 300 поклонов, за заутре­ню - 700, за часы - 500.

Нужно отметить, что практика Исусовой мо­литвы вообще со временем получает огромное распространение среди старообрядцев всех согласий. Отчасти это было связано с тем, что мно­гие старообрядцы, лишенные возможности участвовать в соборных службах, молились по домам по Псалтырю, а чаще - Исусовой молитвой. С другой стороны, старообрядцы были прекрасно осведомлены о мистической силе и особой благодатности Исусовой молитвы. Об этом свидетельствуют многочисленные Сборники и Цветники, составляв­шиеся старообрядцами на основе святоотеческих творений и древних Патериков. Вот что говорится об Исусовой молитве в одном из таких старообрядческих Сборников XVIII в.:

«Аще хощеши Бога видети, и ты, человече, глаголи молитву сию пре­святую умом и разумом, молися духом, молися и умом, и Бог даст ти дар умиления сердцу твоему и просветит душу твою и тело твое омыет, и грехи твоя очистит, глаголи молитву сию безпрестани, несть бо ея боле ни (на. — К. К.) небеси горе, и на земли доле, еже есть сие глаголати: Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя греш-наго. О, молитва преславная! Бога прославляеши, со Исусом беседу-еши, Святаго Духа призываеши. О, молитва пресвятая! Со арханге­лы славы прославляеши и со ангелы Сына Божия воспеваеши, и со всеми небесными силами непрестанно единаго Бога в Троицы сла-виши и земная с небесными совокупляеши. О, молитва, языком гла­големая! Сим словом ум и тело просвещаеши, и диявола кленеши, и нечистый дух опаляеши, мглу и мрак прогоняеши. О, молитва, не­бесная лествица! Истинному покаянию грешных и праведных яв­ляется, блудник девством просвещается, и разбойник боголюбец яв(л)яется. О, молитва Господня, в тебе любовь Божия пребывает и Господь Исус Христос, Сын Божий, почивает и обитель Себе сотво-ряет со Отцем и со Святым Духом, и одесную Себе поставляет, и царство вечное дает! О, молитва, небесная слава! Кто тебе держит­ся, весь просветится, и чювства вся просветятся, и от Бога венцем увязется и царствия небеснаго сподобится...»¹⁶¹.

Исусова молитва ставилась весьма высоко — наравне с «церков­ным пением», т. е. богослужением по книгам, а иногда даже выше его. В том же Сборнике говорится:

«Нецыи бо глаголют неискуснии несмыслено, яко молитва Исусова противу пения ничто же есть: аз же глаголю, яко молитва Исусова изоустная и умная, стена есть твердая, и утвержение человеку, пение же оружие необоримое. Нецыи бо святии отцы оставят пение и держатся молитвы Исусовы, понеже бо Исусова молитва, яко воз­любленный сын отцу своему допоздна работая, и вечеряет многаж­ды, добре вся устрояя. Пение же яко друг некий искренний день к вечеру человеку провадит обоя же добра есть, понеже колико чело­век болыпи к молитве прилежит, толико болши еще желает душа его ея, и всегда в ней пребывати желает. В пении же колико болши пребывает человек, толико болши уста изнемогающи опочиву же­лающее прежде же з горестию подобает творити молитва понужа-яся усердно, и егда наздастся, тогда абие начнет аки птица скоролетающая обноситися и обращатися непрестанно во уме человеку. Якоже всех удов честнейши есть очное зрение в человечестем есте­стве, тако же и в духовных добродетелех всех добродетелей благо-лепнейши есть память и внимание мысленое молитве Исусове»¹⁶².

Было распространено среди старообрядцев и учение о непрерыв­ном совершении молитвы Исусовой («умном делании»). «Аще бо кто молитву сию Исусову, требуя ея глаголет, яко же из ноздри дыхание непрестанно исходит, тако и молитву сию да глаголет непрестанно; и тако по перьвом лете вселится в него Дух Святыи; по другом же лете внидет в него Христос, Сын Божий; по третием же лете приидет к нему Отец; и вшед в него, и обитель в нем сотворит Святая Троица; и по­жрет молитва сердце человеку тому, и сердце пожрет молитву, и нач­нет клицати непрестанно сию молитву днию и нощию и будет свобо­ден человек той от всех сетей вражиих о Христе Исусе Господе нашем, Ему же слава, со Отцем и с Пресвятым Духом, прежде бе, и ныне и присно и вовеки веком, аминь»¹⁶³.

«Понимание мира как царства антихриста, бегство из него, жест­кий аскетический образ жизни, и в довершении всего этого — молит­венные практики в землянках, а в некоторых братствах и смещение режима бодрствования — ночные работы, порождают... мощнейшее эмоционально-интеллектуальное напряжение, которое может сопро­вождаться необычными ощущениями. Экстремальный образ жизни бегунов не может не порождать "особые состояния сознания": эмоцио­нальные подъемы, связанные с "ощущением Бога"»¹⁶⁴ (вспомним стар­ца Никиту Семеновича).

Традиция строительства пещер и пещерножительства - достаточ­но древняя. Она существовала в различные исторические эпохи, уга­сала и возрождалась вновь по самым разным причинам, но наибольшее развитие получала в века гонений: во времена гонений на первых христиан, во времена никоновско-алексеевских гонений на старове­ров, во времена николаевских гонений, во времена советских гонений... С другой стороны, когда гонения на Церковь утихали и наступало за­тишье (увы! неизбежное предвестье грядущего обмирщения), начинал­ся обратный процесс - отток наиболее неравнодушной части верую­щих, понимавших всю пагубность секуляризации и уходивших искать личного спасения в пустыни и пещеры.

Колыбелью русского монашества была Киево-Печерская лавра, и ее пещеры явились образцом для всех последующих пещерокопателей, которые стали во множестве селиться в Нижнем Поволжье и Нижнем Подонье. После начала никоновской реформы начинается массовое переселение старообрядцев в низовья Волги и область Войска Донс­кого, где контроль новообрядческой церкви и государства был ослаб­лен. «Создание уединенных старообрядческих скитов, в том числе и пещерных, становится выражением несогласия с проводимой государ­ством политикой, вместе с тем возобновляется весьма архаичное пред­ставление о пещере как убежище и сакральном, и от преследования светских гонителей»¹⁶⁵.

Хотя пещерокопатели так же, как и странствующие, могли встре­чаться среди представителей различных старообрядческих согласий, особое значение эта форма подвижничества получает у странников-пещерников. Говоря о том, что «нечестием людей на тридцать сажен осквернена земля», пещерники проповедовали уход в пропасти зем­ные, в вертепы, в пещеры. «А по времени антихриста, - учили они, - спасающиеся будут только в горах, вертепах и пропастях земных, по­сему желающий спастись должен удалиться от мира в горы и пропа­сти». Пещерники рвали связи с «миром антихриста» и уходили спа­саться в пещеры. Правительство пыталось пресечь их деятельность, а потому пещерокопательство всегда находилось под его неусыпным контролем - даже пещерокопательство среди новообрядческих мо­нахов.

В 1720 г. вышел царский указ, запрещавший затворничество, столпничество и другие особо суровые индивидуальные формы ас­кетизма, которые могли бы усилить авторитет личности подвижника в ущерб падавшему все ниже авторитету господствующей церкви. Однако избравшие «тесный путь» спасения подвижники по-прежне­му продолжали пользоваться среди народа особым почитанием. Это всецело относится и к пещерным жителям.

В этой связи характерен один случай, имевший место в XIX в., - дело о Белогорских пещерах, основанных Марией Шерстюковой. «История отношений Шерстюковой с властью демонстрирует, каки­ми критериями руководствовались духовная и светская власть, при­знавая либо запрещая те или иные культовые пещеры. Мотивация пещерокопания являлась одним из существенных критериев в при­знании Синодом того или иного пещерного комплекса. Особый ин­терес представляют материалы допроса Марии. Преосвященный, получив информацию о копании козачкой Шерстюковой пещер, ос­ведомился, какого звания и какого образования пещерокопательница. Опасаясь, чтобы Мария по своему "необразованию" не посеяла в собиравшемся к ней народе превратных понятий о христианской вере, он советовал Марии прекратить копание пещер, молиться дома и не вводить в соблазн народ. Тем самым архиерей повторил рекоменда­ции благочинного, о. протоиерея Матвея Яковлева.

Поскольку Ма­рия не вняла предупреждению, состоялся суд, который должен был решить, не носит ли труд пещерокопательницы мошеннический либо еретический характер. Основные обвинения, предъявленные Шерстюковой, были следующие: с какой целью она начала рыть пещеры; зачем рассевает семена суеверия в народе; зачем выманивает у наро­да разные жертвы; и посылает от себя по селам собирать подаяние; зачем в пещерах производится продажа ладана и восковых свечей. Суд обратил внимание на то, что Мария "учила" народ, "как молиться и спасаться". Ответы Марии отрицали причастность ее к мошенниче­ству и сектантству: рыть пещеры начала для собственного спасения; суеверия никакого не рассеваю; приносимые жертвы принимаю для своего существования, для украшения своих пещер; сама же никогда не прошу и никого не посылаю от себя просить; отказываться от того, что приносит народ, не могу, обижается народ; ладан и свечи продаю по усиленной просьбе тех, кто приходит осматривать темные ходы пещер, что выручаю, раздаю бедным. В результате суд оправдал Ма­рию, но пещеры рыть ей запретили. Причины прежние: необразован­ность Марии, сильная популярность пещер в народе»¹⁶⁶.

Если уж преследованиям подвергались подвижники, не отрицав­шие своей принадлежности к господствующей церкви, то что можно было ожидать в отношении инакомыслящих? В царствование Нико­лая I они вообще были приравнены к государственным преступникам. Однако чем сильнее были преследования, тем больше росла популяр­ность подвижников в простом народе, поскольку преследования все­гда понимались как подтверждение праведности и святости — не в силе Бог, а в правде! А потому росло число катакомб, пещер и землянок, росло и число почитателей пещерных подвижников.

Так, в конце 1860-х гг. в Астраханской губернии появилось некое «странническое духобратство», основанное крестьянином Верхне-Ахтубинского села Андреем Лукьяновым, который удалился за полвер­сты от своей деревни и поселился в убогой землянке. Многие стали приходить к Лукьянову и слушать его беседы и наставления. Некото­рые оставались у него жить. Вырыв в подземелье яму и сделав потай­ную дверь, Лукьянов начал удаляться в этот «тайник», расширял его и в конечном итоге устроил себе пещеру. Внутри пещеры он обустроил моленную комнату, которую обставил дорогими иконами, повесил пе­ред ними лампады и поставил аналой. Перед аналоем постоянно стоял чтец и читал Псалтырь или каноны. Эта потайная моленная была до­ступна всем, кто искал уединения. Рядом с первым зданием вскоре по­явилось второе, полуоткрытое здание со множеством потайных дверей и подспудных выходов. Здесь Лукьянов со своими единомышленни­ками по примеру древних отшельников проводил время в подвигах. По прошествии 10 лет образовались громадные пещеры, по своему плану похожие на киевские. С приездом в пещеры еще одного стран­ника Логина Майкова прибыло в пещеры еще 20 девиц-черниц, кото­рые составили сестринское «духобратство». Образовался самый насто­ящий подземный монастырь, ставший крупным духовным центром странников-пещерников. Существовало и множество других подобных пещерных монастырей вдоль Волги и Дона. Они получали название «Сионов», «Новых Афонов» и иных священных для православного человека мест. Многие из них просуществовали вплоть до новых, хру­щевских гонений 1960-х гг.

Сейчас странников осталось мало. Точное их количество в силу са­мих особенностей согласия определить трудно. Однако отдельные об­щины есть в Астраханской, Пермской и Кировской областях, на Севере России, в Республике Коми, на Урале, в Сибири, Казахстане и Кирги­зии. До начала 1980-х гг. страннические келий были и в Москве, а не так давно мне даже довелось встретить одного странника в Петербурге.

«Каждое новое поколение странников анализирует ситуацию в Рос­сии со второй половины XVII в. до современных ему событий и прихо­дит к выводу, что переживаемое в данный момент время является послед­ним, знаменующим конец мира, человеческой истории и предваряющим Страшный суд. Сегодняшние странники так же, как и их предшествен­ники, уверены, что "теперь осьмая тысяща лет скоро приход Господний и придет Христос". Утверждая, что дата Второго Пришествия Исуса Христа не известна никому, бегуны удивительно точно сохранили при­сущее Средневековью настроение постоянного ожидания конца света и убеждение, что спасение можно получить не только религиозными под­вигами, но и через Божественную благодать, сообщаемую верой и цер­ковными таинствами. Это побуждает их в который раз доказывать па­губность и необратимость изменений в вере "хотя бы и одной буквы"»¹⁶⁷.

Опыт страннического согласия оказался поистине бесценным. Он воочию показал, насколько устойчивой и жизнеспособной системой яв­ляется христианская Церковь, созданная (подумать только!) 2 тысячи лет назад. Ее можно лишить иерархии, всех гражданских прав, возмож­ности легального существования, но она тем не менее будет продолжать свою жизнь; причем в ряде случаев само собой, стихийно происходит возрождение некоторых принципов и институтов, основательно забы­тых еще с тех времен, когда Церковь была официально признана в Рим­ской империи. Воистину: Церковь — не в бревнах, а в ребрах!

На примере филипповцев и странников особенно хорошо видно, что новые старообрядческие согласия возникали чаще всего не из «гордыни» и «желания разделения» (как пытались представить дело сино­дальные миссионеры и официальные историки), а совсем по другим причинам. Секуляризация, обмирщение части старообрядческих об­ществ, отвыкших жить в условиях суровых гонений и терявших бди­тельность по отношению к враждебному окружению, заставляла наи­более последовательных староверов искать новых, более «тесных» путей, а точнее — возвращаться на старые пути, давно известные еще со времен первых христиан.

Однако «мир» наступал, и оставалось все меньше спасительных островков благочестия, где можно было бы существовать независимо от антихристовой власти. Приходилось и этим, наиболее радикальным староверам идти на определенные компромиссы с «миром», а где-то и лукавить перед своей совестью. Со временем стало очевидно: эскапизм, попытка убежать от этого мира является лишь временным решением проблемы. Десятилетиями скрывалось семейство Лыковых в глухой сибирской тайге, но антихристова цивилизация все же настигла его, принеся с собою смерть. Современное староверие, чтобы выжить, ви­димо, должно идти по иному пути. Каким он будет? Покажет будущее. Одно лишь понятно: бежать уже некуда - разве что в космос. Другой путь, обратно в мир, неизбежно связан с определенными потерями. Однако в силу самой исторической логики за всяким уходом неизбеж­но следует возврат.

Опыт староверия уникален - староверам есть что сказать всему миру. Как писал один из видных деятелей староверия XX в. М. И. Чуванов: «За долгие годы выработался особый тип приверженца древлего благочестия. Выделение из основной массы по религиозным мо­тивам заставляло староверов углубляться в духовные вопросы, что способствовало, помимо прочего, широкому распространению грамот­ности в их среде. Строгое соблюдение устава, отсутствие иерархии на­лагало на староверов особую ответственность в деле исполнения ре­лигиозных обязанностей, способствовало углублению образования и умственной работы. Постоянная борьба за существование, за право исповедовать веру отцов воспитывала предприимчивость и практи­ческую смелость. Невозможность участия в официальной обществен­ной жизни ограничила рамки применения творческой активности для староверов, сосредотачивала их внимание на внутренних проблемах, в том числе на торгово-промышленной деятельности. А это, в свою очередь давало реальную экономическую независимость и противо­действовало административному давлению: подношения значитель­но гасили полицейский пыл. Немаловажными качествами предпринимателя-старовера были трезвость и умеренность в быту. А духов­ные связи с братьями по вере в России и за ее рубежами способство­вали укреплению торгово-экономических отношений, расширяли эко­номический рынок. Следует также учитывать, что староверческое капиталистическое предпринимательство развивалось естественным путем и опиралось на традиционные районы ремесла и кустарной сельскои промышленности».  

Вопреки усиленно насаждавшемуся их противниками образу ста­рообрядцы, даже пребывая в отдаленных от центров «цивилизации» местах, благодаря своему острому переживанию истории как сакраль­ного процесса умели быть в центре событий всемирной истории по­следних трех столетий, часто предвосхищая их развитие в своих сочи­нениях. Это, в частности, относится и к диагнозу, поставленному ими современной цивилизации, — идее о «духовном антихристе» как то­тальном отступлении человечества от христианских принципов и цен­ностей, ярко выразившемся в десакрализации мира, обмирщении куль­туры, господстве бездуховности и материализма, подавлении духовной свободы.

Тот бесценный духовный опыт, который староверы вынесли из сво­его «ухода», должен стать достоянием всего человечества, — это послед­ний шанс не только для находящейся в глубоком кризисе России, но и для агонизирующего Запада, уже основательно забывшего о своем хри­стианском происхождении. Ведь староверие  - это не какая-то «нацио­нальная разновидность» христианства, а христианство в его самом чис­том и универсальном виде. Причем уникальный опыт староверия должен быть воспринят не просто как информация для размышления, а как ру­ководство к действию, как образ жизни, поскольку традицией нужно именно жить. Если этот опыт не будет воспринят, то в истории христи­анской цивилизации можно будет ставить последнюю точку, «ибо тай­на беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Сол. 2, 7).

К.Кожурин (Санкт-Петербург)

Духовные учителя сокровенной Руси - Санкт-Петербург: Питер, 2007