Ярким примером агиографического творчества выговцев мо­жет быть названо  «Житие Ивана Филиппова», настоятеля Выговского общежительства, более всего известного как автора «Истории Выговской пустыни». Текст жития опубликован известным исследо­вателем Выга из Новосибирска Н.С. Гурьяновой. Полное назва­ние текста в рукописи таково: «Описание жизни со страдателными подвиги блаженнаго отца Выгорецкой истории писателя Иоанна Филипповича, бывшаго Выгопустыннаго общежителства смиреннаго настоятеля». Сам заголовок житийного текста, со­зданного неизвестным автором из круга выговских книжников, ука­зывает на стремление создать жизнеописание святого страдальца.

Н.С. Гурьянова обращает внимание на то, что автор не стал ис­пользовать весь имеющийся у него материал к биографии Ивана Филиппова. Очень кратко сообщает он о его жизни в монастыре, об избрании настоятелем, хотя упоминает о работе по написа­нию «Истории Выговской пустыни». Видимо, агиограф ставил целью рассказать о духовном пути Ивана Филиппова к Богу, а не представить его биографию со всеми подробностями, которые во многом описаны в истории пустыни.

Возможно, как считает Н.С. Гурьянова, автор жития исполь­зовал автобиографические записки самого Ивана Филиппова, о чём свидетельствует фрагмент текста, где повествование ведётся от первого, а не от третьего лица. «Темничники же вси мы изда­ли ему поклонилися. И видим оное место велми пространно, а не яко темница» (1). Это слова видения Ивана Филиппова в темнице, которое, видимо, действительно было им записано. Со­здатель жития использовал эту запись видения и другие записи, переработав их для агиографических целей прославления святого.

Во вступлении он подробно рассказывает о родословной Ива­на и его происхождении. Его дед был «великаго Новаграда некто житель дворянскаго рода честный господин Иосиф» (2). Автор тут же делает весьма существенную оговорку: «не столь за господ­скую природу от прочих почтение приимаше, елико за собствен­ное его добронравие и благоумное во всяких вещех доброразсуждение» (3). Создателю житийного текста очень важно подчерк­нуть, что Иоанн происходил от благого корня, поэтому уже его дед, живший «посреде всяких непостоянных соблазнов», о душе имел попечение.

Родной брат Иосифа также имел попечение только о душе, отвергая мирскую жизнь. И за своё непоколебимое благое житие он был произведён «предводителем на святительский престол», стал архиепископом Вологодской епархии. Вскоре Иосиф уехал в Швецию и там у него родился сын Фи­липп, «котораго он веема тщателно воспитовал и рачил более всего, дабы младыя его лета, яко есть основателныя человеческия жизни, были неповреждены от праздности худыми какими на-выкновении» (4). Он отдал его в обучение искусному учителю, чтобы тот обучил его всему необходимому и полезному.

В эту хвалебную характеристику вкраплена одна существенная деталь, которая должна свидетельствовать, что тёмные силы всегда посы­лаются праведнику для испытания. Такова логика христианского сознания. Так, Филипп много времени проводил в любомудрии и даже увлёкся астрономией и астрологией, которая, якобы, «пред будущия действия в сем мире» извещает. Это, конечно, «неправ­диво», уверен автор жития, но Филипп «ласкал себя знать во оном предъизвещении некия действия», то есть он верил в пред­сказания звёзд и тешил себя мыслью, что он знает эту науку.

После того, как началась война Швеции с Россией, Филипп переселился и Олонец, где и женился законным браком. Жил «по отеческому наказанию и благоразеудному своему уставу». В кон­це повествования о благочестивом отце Иоанна автор пишет тра­диционные слона похвалы: «Бе бо милостив, страннолюбив и тру­долюбив по премногу. И никого же от требующих чесого у него презираше, но всех, аки своя уды, чим возможно охотно на-граждаше и с любовию всегда их в доме своем упокоеваше. Вся же оная неславолюбно в тщеславии содеваше, но с велиим сми­ренномудрием для одного спасения своея души творяше» (5). Перед нами привычный набор определений праведника: он милостив страннолюбив и трудолюбив, никого не презирает, всех прини­мает в своём доме, как членов своей семьи, не тщеславен, и всегда заботится о спасении своей души.

В ноябре месяце 7183 лета родился у Филиппа сын, который при крещении получает имя Иоанна, «тезоименитого благодати». Отец обучил его только российской грамоте, а прочим наукам, которых много знал, не стал обучать, потому что как астролог знал, что он не будет способен к наукам, а жизнь у него будет «некая странная», то есть у сына будет непростая судьба подвиж­ника.

Действительно, уже отроком Иоанн почувствовал «охоту ко иноческому жительству» (6). Так автор обозначил обязательную для житий ситуацию выбора будущим святым своего жизненного пути. И в 12 лет Иоанн совершает побег на Соловки. Родители догнали его и вернули домой. Он же всё более «непременною лю­бовию разгарашеся к боголюбезному святопостническому иноче­ству» (7).

4-я главка текста повествует о посещении родительского дома Иоанна прозорливым иноком Евфимием Соловецким, кото­рый предсказал судьбу Иоанну. Старец Евфимий не советовал ему идти в Соловецкий монастырь, потому что там уже нет благочес­тия и там уже приняли новины Никона, кроме того, он сказал Иоанну, что ему не быть в старцах, что он будет женат и у него будут дети. Он учил его хранить древлее благочестие, «а новостей от церкви никаких не принимати». Старец пророчески предсказал ему также, что он будет жить в Даниловой пустыни, что ему будет искушение от «новолюбителей» в Новгороде, что он будет сначала крепко стоять в вере, а потом ослабнет и «предасться в их волю», но потом будет настоятелем в Даниловой пустыни, обещал старец предсказать Иоанну и о его смерти, но позднее, когда будет сам умирать.

И выговский писатель-агиограф тут же повествует о му­ченической гибели блаженного Евфимия. Перед смертью к нему пришёл приходской поп, чтобы его исповедать и причастить по новому образцу. Евфимий отказывался, отмахнулся рукой, когда поп подошёл к нему близко, и нечаянно задел сосуд с причасти­ем. Сосуд выпал из рук попа, и всё пролилось на землю. Поп рассвирепел. Автор описывает это следующим образом: «яко из настояще образнаго своего человеческаго качества пременися в качество зверское. И взявши полено, дотоле им его бил, пока не оказался без дыхания и совершенно страдалчески соверши подвиг от маловременныя сея жизни преиде на вечную жизнь, пременив бо ю зело болезнено с веселием душевным на всерадо-стную безконечную вечность» (8).

Евфимия убил поп никони­анской церкви, повествует выговский книжник, таким образом, он пострадал и, как всякий мученик за веру, сразу попал в цар­ство Божие, поэтому он «с веселием душевным на всерадостную бесконечную вечность преиде» от временной жизни на земле в вечную жизнь с Богом. И последний заключительный аккорд в прославлении блаженного Евфимия - это его нетленные мощи. Когда через 8 лет стали хоронить другого человека на этом месте и выкопали яму, то разрыли и гроб Евфимия и «дерзнуша же оной и роскрыть и видяще его ничем нетленна и со одеждами в коих бе бысть погребен» (9). Для христианского сознания не­тленное тело и одежда - безусловный показатель святости.

Таким образом, в одном тексте оказываются по сути 2 жития: житие блаженного Евфимия и житие Иоанна Филиппова. Житие Евфимия, как бы предваряет жизнеописание Иоанна, Евфимий и Иоанн связаны особыми отношениями духовного отца и духов­ного сына, Евфимий предсказал Иоанну его судьбу.

Далее автор описания жизни отца Выгореции, писателя Иоанна Филиппови­ча, показывает, как точно это предсказание старца сбылось. Но житие Евфимия, блаженного страдальца за веру, новым светом освещает и Иоанна, он преемник Евфимия, его ждёт та же участь страдальца за древлее благочестие и та же богоугодная кончина. Житие Евфимия как бы усиливает, удваивает эффект нравствен­ного, учительного, на христианском языке - душеполезного воздействия житийного текста на читателей и слушателей.Иоанн после смерти Евфимия и смерти своего отца Филиппа женился и забыл о желании быть иноком. Автор так пишет об этом: «Погасла тогда и ко уединению охота, потушил сею жизненолюбною с женскою любовию и пылающую повсегда внутрь своего  сердца ко мнишескому воздержанию горячую любовь» (10).

После этих слов звучит страстное обличение автора прелестей мира, которые губят человека, созданное в традициях Выговской рито­рической школы: «О пестроты лестныя прелестнаго сего мира! Многоразлично нас запинающаго в своих прелестных мрежах. Уж кто бы мог из земнородных от оных свободитися, аще бы не по­могал нам наш всемогущий создатель» (11). Итак, трудно земно­му человеку устоять перед соблазнами мира, но Бог помогает ему в этом  уверен христианский писатель.

Так случилось и с Иоанном. По зачатии третьего ребёнка в его сердце снова возгорелся «ко спасению душевному желательный огонь», оказывается, он не совсем погас в его душе. Автор жи­тия пишет об этом по-выговски украшенно и витиевато: «Некия искры от онаго в нем повсегда оставались, но который, как пах­нул свыше благодатный воздух, так от них зело великий учинился внутрь его пламень, попаляющ все мирострастныя охоты и к пре­зрению их и с самим им весьма удивително действующ» (12).

Возникает образ пламени, возгоревшегося от тлеющей в его душе искры, и очистительный пламень, идущий свыше от Благодати творца, к удивлению самого Иоанна, «попалил» в нём нее мир­ские страсти. Так Иоанн в тридцатилетнем возрасте решает уйти от суетного мира в «безмолвные, удобные ко спасению места». Он идёт в Выговскую пустынь. 

Особую 10-ю главу автор посвящает крещению Иоанна Фи­липповича. Это очень важный вопрос для старообрядцев. Важ­но, чтобы не случился великий грех второкрещения. Было много бесед и размышлений от божественного Писания о возможности или невозможности совершения сего таинства. В конце концов Пётр Прокопьевич, уставщик Данилова общежительства, при­звал Иоанна к себе и советовал ему креститься, что он и сделал охотно, после чего ему было видение, будто в трапезной собра­лось много бесов, «черных эфиопов» и грозно вопят Иоанну, что такое он хочет делать, уйти от них, но это ему не удастся, потому что у них записаны все его угодные им дела. Но тут появляется Пётр Прокопьевич с «некиим весьма пресветлым мужем», когда бесы увидели их, они быстро разбежались в страхе и стали неви­димыми. «Пресветлый же он муж, имея у себя в руках златую книгу и держаше ю пред Иоанном. Петр же подошедши к нему, молвил: „Смотри Иоанне сию книгу прилежно, оная книга твоя сть ибо в ней писано есть и имя твое" (13).

Так в тексте появ­ляется традиционный христианский мотив золотой книги, в которой записаны имена праведников и их добрые дела. Причём Иоанн удостоился видения, то есть прямого общения с горними силами, что подтверждало его богоизбранность.

После этого Иоанн, взяв жену, детей и племянницу, пересе­ляется с ними на Лексу, где «хлеб пахаше и прочия домовыя нуж­ду исправляше, а наиболее о спасении душевном всегда прилежаше» (14). Так Иоанн вступил на истинный путь, ведущий его к Богу.

Глава 12-я жития Иоанна представляет рассказ об испытании, которое посылает ему Господь и которое ему предсказывал старец Евфимий. Иоанн едет в Новгород для сбора милостыни на про­питание. В Новгороде он был арестован и приведён в Архиерей­ский приказ, где показал крестное знамение по древнему преда­нию двумя перстами. Его стали истязать о вере и принуждать при­нять «новопредание», пытать и мучить. Иоанн стойко сопротив­лялся вначале, не страдал от пыток, потому что был укреплён Благодатью, подчёркивает автор. Он приводит только одну впе­чатляющую деталь: «Егда обольется тело кровию, тогда якоб кто облиял теплою водою» (15). То есть Иоанн совсем не чувствовал боли и с радостью бы принял смерть. Но испытание продолжа­лось, наступает момент «невидимой брани», дьявол насылает на него уныние. Иоанн вспоминает о жене и детях, оставшихся в пустыни. Они страдают от голода, думает Иоанн, и его дети ходят просить милостыню. «И тако от сих мыслей мало помалу в такое прихождаше уныние и тоску, что в безпамятстве многажды от ве-: ликия тоя печали, прочия его водою отливаху» (16). Иоанн начи­нает молиться Богу и снова ему даётся видение: идёт Царь, а с ним светлообразные юноши. Грозный царь, сидя на престоле, вызывает всех темничников поимённо, предлагает сесть на коня,  взять оружие и поехать сражаться с множеством готовых к брани ; бесов. Все по очереди отказываются, боясь этого, и бесы подхватывают человека и уносят к себе. Последним был вызван Иоанн, но он также отказывается из-за детей. В этот момент он приходит в себя, обливается слезами, плачет, вспоминая пророчество Евфимия. Утром оно действительно сбывается, на суде Иоанн сдается и по велению судей крестится тремя перстами. Ночью во сне он видит святого Николу. Сам он в это время очищает свою бороду, которая вся испачкана человеческим калом. Никола поясняет ему, что сам он не сможет это сделать, что ему нужно идти в Выговскую пустынь и только там он очистится. Христолюбец и милостивотворец Сердюков выкупает его, берёт на поруки и, снаб­див всем необходимым, отправляет на Выг. Дома его встречают жена и дети, лет 7 он живет «богорадне благим святопустынным житием», постоянно раскаиваясь в содеянном отступлении. По­том он переезжает в монастырь, где умирающий Семён Денисов посоветовавшись с братией, избирает его настоятелем Выголексинского общежительства.

Самая пространная 16-я главка жития рассказывает «о престав­лении отца Иоанна Филипповича». Эта глава должна утвердить читателя и слушателя в том, что Иоанн - святой, достигший Царствия Небесного и ставший заступником и ходатаем перед Гос­подом об оставшейся братии. Рассказ о смерти Иоанна представ­лен соответствующим образом, здесь есть и видение, есть и чудо, и предсказание Иоанна о моменте своей смерти. Он рассказал пришедшей к нему дочери Евдокии своё видение, как к нему в келью собрались умершие братья, жившие ранее здесь, и призы­вали его идти вместе с ним. Старица Евфимия спросила его, когда он благословит на своё место настоятеля, он каялся со слезами о себе грешном и недостойном, и сказал, что никогда не чувствовал себя истинным настоятелем братии, а только выбор­ным по принуждению, потому что больше некого было выбрать в тот момент. Тем не менее, он обсуждал дела с земским Василием и наставлял некоего брата вести трезвый образ жизни и «беречься от женского полу». Он предсказал, что к вечеру с Лексы приедет Мануйло Петрович, который и сменит его на посту настоятеля. Затем он сложил персты по древлецерковному преданию, поднял руку, вскоре опустил её на стол, на стол опустилась и его глава, он тихо кашлянул и «испустил дражайшую свою душу от видимой плоти на невидимую бесконечную вечность» (17).

Так автор мак­симально подробно описывает последние мгновения земной жиз­ни святого. В то же время здесь появляется символ верности древлецерковному благочестию - поднятая рука со сложенными по древнему образу перстами. Это было завещание остающимся хранить древлецерковное благочестие. Смерть Иоанна Филипповича сопровождалась чудесными зна­мениями. От того места, где ему быть похороненным, исходил чудесный запах ладана, когда к нему уже мёртвому подошла одна девица попрощаться, лицо его вдруг наморщилось, действительно,  вскоре она вышла из монастыря.

Но самое главное, когда стали копать яму преставившемуся после Мануйле Петровичу и открыли гроб Иоанна, то увидели его нетленное тело, прямое свидетельство святости. Автор описывает этот факт как очевидец: «И обретоша блаженного отца присно вспоминаемого Иоанна всего цела и никако же тлению его коснувшуся, кроме малой части самого конца левыя ноги оному прилежаща. Протчее же все невреждено лежаще» (18). Конкретная деталь о том, что тление слегка коснулось только левой ноги, должна была убедить читателя в правдивости и достоверности всего происходящего.

Далее автор продолжает: «На главе бумажной с крестами венец, ряска, в ней же бысть положен, чулки белые, галичи. Весьма все оно немало твердостию своею чрез такие лета зрителей удивляло. Токмо сверху сукно чорное и холстинная покрышка с савоском вся истлела» (19). Так читатель оказывается сам зрителем открыв­шегося чуда нетления и божественного смотрения. Поэтому все участники возблагодарили Бога, пели над телом панихиду, по­крыли его новым покрывалом и снова засыпали землёй.

В заключение своего произведения автор, а вместе с ним и читатели и слушатели славят творца. «Буди ему триипостасному Богу честь и слава, и велелепие ныне и присно, и во вся бесконечныя веки. Аминь» (20).

Итак, как видим, старообрядческие житийные тексты XVIII в. также сохраняют традицию учительной душеспасительной лите­ратуры, в которой главным остаётся диалогическое слово, обра­щенное одновременно к Творцу и к читателю, носителю христи­анского сознания. Это слово и призвано было возвести разум и Душу христианина к высшей «заданности», к Богу, сверить себя, свой жизненный путь с жизнеописанием подвижника, покаяться в грехах, очиститься и таким образом вступить на путь спасения своей живой души. Для этого авторы житий используют всю полноту «живого» слова: понятия христианской догматики и идеоло­ги, образные картины и интонированное слово.

Примечания

1.      Гурьянова Н.С. Житие Ивана Филиппова // Христианство и церковь в России феодального периода. Новосибирск, 1989.    С. 246; Текст опубликован по рукописи: ГНБ. обр. Барсова. №734. Л254об~28Ч

2.      Там же. С.230.

3.      Там же.

4.      Там же. С.231.

5.      Там же. С.232.

6.      Там же.

7.      Там же. С.233.

8.      Там же. С.238.

9.      Там же. С.239.

10.    Там же.

11.    Там же.

12.    Там же. С.240.

13.    Там же. С.244.

14.    Там же. С.245.

15.    Там же. С.246.

16.    Там же.

17.    Там же. С.252.

18.    Там же. С.253.

19.    Там же.

20.    Там же.

Бахтина Ольга  Николаевна -    д.филолог.н.,    Томский государственный университет.

Старообрядчество: история, культура, современность. - М.: 2005, вып. 2