Священницы твои облекутся правдою,
и преподобнии твои возрадуются. (Пс.131, 9)
«Господь с небесе приниче на сыны
человеческия, видети, аще есть разумеваяи,
или взыскаяи Бога» (Пс. 13,2).
В «Откровении» св. Апостола и евангелиста Иоанна Богослова Бог обращается к семи малоазийским церквям. Духовное состояние двух церквей Филадельфийской и Смирнской находит у Него одобрение. Остальным, Пергамской, Фиатирской, Ефесской, Сардисской и Лаодикийской церквям Господь предлагает покаяться и только в этом случае им будет предназначена награда. Как справедливо отметил Михаил Барсов, соcтавитель толкования на «Апокалипсис» [1], обращение к конкретным церквям вовсе не означает, что их следует понимать только в прямом и буквальном смысле. Обращаясь к этим церквям, Бог обращается и ко всем остальным церквям и во все времена. Но и верующие при этом могут почерпнуть много ценного для усовершенствования своей духовной жизни и спасения в вечности.
Примером для подражания и руководством в духовных поисках является Филадельфийская церковь. Поэтому приведём полностью это обращение: «И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святый, Истинный, имеющий ключ Давыдов, Который отворяет - и никто не затворит, затворяет - и никто не отворит: знаю твои дела; вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего. Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, - вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя. И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле. Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего. Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам» (Отк. 3,7-13).
Почему же именно Филадельфийская церковь является примером? Что такого особенного в ней, что перед ней будет открыта дверь? Нет ли тут прямой связи со спасением Христовой Церкви в последние времена: «А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней» (Отк.12, 6)?
Отчасти ответ дан в самом обращении. Именно сохранение слова Божия, слова терпения Божия является основным условием сохранения Филадельфийской церкви от «годины искушения, которое придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле».
«Слова Господни - слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное. Ты, Господи, сохранишь их, соблюдешь от рода сего вовек», поет в псалмах Давыд (Пс.11, 7-8).
О чем эти слова?
В этих словах содержится истина.
Конечно, слово Божие – это Святое Писание. И оно проповедано по всей Земле.
Святые люди, достигшие своим молитвенным трудом, праведностью и благими делами близости к Богу, сделали слово Божие доступным и для нас, простых смертных. Сейчас мы имеем руководство для изучения Святого Писания – Святое Предание. Святое Предание потому и называется Святым, что это тоже слово Божие, только прочитанное как бы «между строчек» с помощью Святаго Духа.
Но только ли в Святом Писании и Святом Предании слово Божие?
Святой отец наш Иоанн Златоуст, объясняя события древности, когда Корей, Дафан, Авирон и еще двести пятьдесять сынов Израилевых, мужей именитых, восстали на Моисея и Аарона, хотели упразднить священство и сказали им: «полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! почему же вы ставите себя выше народа Господня?» (Числ.16, 3), писал: «Ужели нужно было оставить без внимания попрание священства, нарушение законов Божиих, разрушение того, чем держится все, т.е. священного сана, сделать недоступное доступным для всех, и через слабость к этим людям дозволить всем желающим попирать священную ограду и ниспровергнуть все?» [2].
Но ведь священство не самоцель, оно призвано выполнять вполне конкретную задачу, призвано к служению. Но только тогда служение их полноценно, когда священники «облекутся правдою» (Пс.131, 9). Св. Иоанн Златоуст объясняет: «Правдою здесь он называет священные обряды, священство, богослужение, жертвы, приношения, а вместе с тем и безпорочный образ жизни, котораго особенно надобно требовать от священников» [2]. «Смотри: он не просит ни построения города, ни обилия жизненных припасов, ни другого какого-нибудь благополучия, но благолепия храма, успокоения ковчега, совершенства священников, совершенных обрядов, богослужения, священства» [2].
Давайте задумаемся над последней фразой святителя. Почему же в первую очередь необходимо совершенство всего перечисленного? Может быть потому, что этим «держится все», что этим держится страна, город, дом, семья, обусловливается наличие жизненных припасов, или какое-нибудь другое благополучие?
Таким образом мы логично приходим к формированию понятия «удерживающего», о котором говорил Апостол Павел (2 Фес. 2, 3-4, 6-7). Т.е. «удерживающим» является совершенное, Священное Богослужение, включающее священные обряды, священство, богослужение в храмах, жертвы, приношения и безпорочный образ жизни, которого нужно требовать от всех, но особенно от священников. Вся жизнь верующего должна быть Богослужением.
Собственно, никакого открытия в этом нет. Верующие люди всегда знали, что в тех местах, где есть монастыри или регулярно организовывается Крестный ход, или просто люди много молятся меньше социальных потрясений, природных аномалий, лучше урожаи и т.д. Если человек спасается из, казалось бы, безвыходных ситуаций, мы говорим, что за него кто-то молится. Если у нас неприятности, мы усиленно обращаемся к Богу с молитвами, просим помолиться других и Бог нам помогает.
Но как это сделать наилучшим образом?
Очевидно так, как это заповедано Богом, если хотим, чтобы Бог услышал нас. Но это условие становится тем более решающим и определяющим, если понять, что у Бога есть Своя цель, которую мы можем осмыслить только в частностях и то только с помощью святых отцов. И для исполнения этой цели «Им создано всё, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, - все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви; Он - начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство, ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное.» (Кол. 1, 16-20).
Священное Богослужение создано Богом для Себя Самого и Своих целей и потому малейшее искажение такого Богослужение является недопустимым. Именно такое Богослужение обладает необходимыми удерживающими свойствами, какие необходимы для осуществления Промысла Божия. Именно благодаря такому Богослужению возможно не только удержание, но и созидание [3]. Все зависит еще и от числа верующих, участвующих в истинном, т.е. православном Богослужении [3].
Священное Богослужение – это таинство, поскольку это Царство Святаго Духа. И здесь нет мелочей. Но именно в Царстве Святаго Духа человек ведет себя как слон с кувалдой в посудной лавке. Пресловутая гордыня человеческая служит нам плохую службу. Библейские персонажи Корей, Дафан и Авирон пытались «сделать недоступное доступным для всех», попрать «священную ограду и ниспровергнуть все». После них еще множество, кореев, дафанов и авиронов стремились попрать священство, порушить Богослужение, и, надо сказать, что это им во многом удалось.
Правда в устах Бога всегда истина.
Древним евреям Сам Бог в мельчайших подробностях дал Богослужение. Поэтому оно являлось истинным, а потому по тем временам и совершенным. Но также истинным, Священным Богослужением должны «облечься» и новозаветные священники, поскольку создателем Своей Церкви является Исус Христос: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Матф. 16,18).
Выходит, что «правда» в которую должны облечься священники, чтобы было Священным Богослужение – это тоже слово Божие.
Об этом также говорит и преподобный Ефрем Сирин [ 4], когда свидетельствует об удерживающей способности истинного, т.е. Священного Богослужения: «Итак, пока не упразднится древнее богослужение, которое теперь удерживает, чрез уготованное уже разрушение города (Иерусалима), и пока не удержится притом апостольство, которое теперь проповедует, и после него не распространится учение, дотоле не приидет день Господень, о коем те лживые соблазнители проповедуют вам, что он уже настает теперь». По словам прп. Ефрема Сирина удерживающим является Богослужение. «Прежде чем проповедано новое служение» действует ветхое [4].
Есть еще одно необходимое и, по-видимому, очень важное задание для Филадельфийской церкви – сохранение «слова терпения» Бога. Оно выделено отдельной строкой и является чуть ли не решающим условием сохранения Церкви «от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле».
Вспомним, где и когда терпение Бога было на пределе? В истории человечества такое было не один раз, когда этого терпения не хватало. Один раз человек был изгнан из Рая. В другой раз только благодаря Ною история человечества не закончилась. Можно вспомнить Содом и Гоморру. А сколько терпения нужно было Богу, чтобы создать Свой народ. Сколько раз он отпадал от Бога, забывал о своем призвании и поклонялся другим богам. Где найти то слово, которое выразило бы в полной мере все терпение Ветхих времен? Но Ветхие времена лишь только подготовка к Новым временам. Значит, «слово терпения» Бога должно вмещать и терпение Новых времен. Когда этого терпения нужно было Богу больше? Мы живем в Новые времена, которые уж не такие и новые и, по-видимому, скоро заканчиваются. Но люди уже давно удивляются, как до сих пор Бог терпит все. Перечислению не поддаются все преступления человека против Бога.
Но, по-видимому, самое ответственное, напряженное и драматическое событие было тогда, когда нужно было собрать всю волю человеческую Ему, Богу, когда били, плевали в лицо, оскорбляли, кричали: «Распни, распни!». Возможно, кричали и те, которые недавно чудесным образом были Им исцелены. И распяли на дереве, на кресте, предали самой позорной казни вместе с разбойниками.
Мы далеко не всегда понимаем, что несовершенны и потому во всех своих бедах виноваты сами. Нам было бы легче терпеть, если бы мы осознавали свое несовершенство и понимали справедливость свалившихся на нас неприятностей. Нам было бы еще легче, если бы вместо того, чтобы укорять Бога, мы научились Его благодарить. Мы знаем по опыту, что терпеть обиду намного труднее, если она, на наш взгляд, нанесена нам несправедливо. Но нам, наверное, никогда не узнать каково должно быть терпение совершенного Человека, Который ни в чем не был виновен, потому что Он еще и Бог. Как передать Его терпение словом? Можем ли мы передать то, чего ни один человек никогда не испытывал? Стало быть, передать это может только Бог, значит «слово терпения» - это тоже слово Божие. Но можно ли его передать словом? Впрочем, словом передано. Читайте Евангелие… И не забыли. Проповедали по всему миру. Но тогда выходит, что «слово терпения» сохранили все церкви. Тогда и Пергамской, и Фиатирской, и даже Лаодикийской церкви «откроется дверь». Но об этом нет речи в «Откровении». Эти церкви «слово терпения» Бога не сохранили. Да и не всегда можно выразить чувства словами, а тем более одним словом, «словом терпения». Может, это что-то другое? Может быть это символ, к которому отнеслись как к какому-нибудь пустяку, малозначащему и ничего не стоящему? К словам относятся трепетно (и то не все), поскольку предупреждены, что нельзя менять даже буквы. А что может значить символ, зрительный, музыкальный образ?
Крестное знамение! Может, это и есть «слово терпения? Но крестное знамение тоже почти все сохранили. Правда, в каждой церкви крестное знамение делают по-разному.
Перстосложение!
Вот где может быть разница. Крестились, говорят, одним перстом, сейчас двумя перстами, тремя, пятью.
Федор Мельников, известный старообрядческий писатель и историк ХIX-XX вв., сравнивая двуперстие и троеперстие, пишет [ 5]: ”В двоеперстии указательный палец изображает человеческое естество Христа, а рядом с ним стоящий — великосредний — изображает Божеское естество Сына Божия, причем, по катехизическому требованию, этот перст верхним своим составом должен быть наклонен, что означает верование: «Господь преклонь небеса и сниде на землю». Остальные персты, большой и два последних, совокупляются между собою для изображения Святой Троицы. Как видим, двоеперстное сложение составляется из всех пяти перстов — для исповедания Святой Троицы и двух естеств во Христе, но при самом действии крестного знамения и благословения только два перста полагаются на главу, на живот, на правое плечо и на левое. Богословски и догматически двоеперстие является вполне православным исповеданием. А главное — оно ясно и определено выражает и, если можно так выразиться, демонстрирует или манифестирует центральную сущность христианства: распятие и смерть на кресте Богочеловека, а с ним и сораспятие всего человечества. “Мы проповедуем Христа Распятого”, — провозглашает апостол Павел (1-е Коринфянам, 1:23). То же говорит за себя и двоеперстие. Оно существенно и наглядно: евангельская и апостольская проповедь.
В триперстии же нет ни этого центрального христианского исповедания, ни этой апостольской проповеди. Собор 1667 г. догматизировал: “Знамение честнаго и животворящаго креста творити на себе треми первыми персты десныя руки: палец глаголемый большой и иже близ его глаголемый указательный и средний слагати вкупе во имя Отца и Сына и Св. Духа, два же — глаголемый мизинец, и иже близ его близкосредний, имети наклонены и праздны”. О Сыне Божием как Богочеловеке, как Исусе Христе, пострадавшем на Кресте, не говорится ни единым словом: о нем нет никакого исповедания в триперстии. Это знамя без Богочеловека, без Христа Спасителя. Даже не было сказано, что во Святой Троице он исповедуется в двух естествах.
Как могли благочестивые люди того времени отречься от двоеперстия — действительного знамения Христова и принять триперстие, совсем не исповедующее Христа-Богочеловека? Притом таким знамением, обнаженным от Христа, изобразуется крест на человеке. Таким образом распиналась Святая Троица на кресте без Христа, без Его Человечества, без Человека. Это было, по крайней мере, в этом диком знамении, отвержением самой сущности христианства, его сердцевины, его центрального смысла и цели. Такое триперстие можно было принять или не понимая смысла и значения христианства или по насилию”.
Что здесь добавить? Разве то, что в «слове терпения», как слове Божием не может быть фальши, поскольку это одно из слов в Священном Богослужении».
Мы часто говорим о выдающихся писателях, поэтах, композиторах, зодчих, да и вообще о творческих людях в разных профессиях: «Он сказал свое слово». При этом мы не понимаем сказанное нами буквально, а подразумеваем новый художественный прием, новое сочетание зрительных, звуковых образов, движений, приемов мастерства и т.д.
Вправе ли мы отказать в таком же образном, иносказательном слове Богу? Развивая мысль Ф.Мельникова мы можем обратить внимание, что в «слове терпения» Бога, если под таковым понимать крестное знамение с двуперстным перстосложением – не только терпение Бога и совершенного Человека в одном лице во время распятия. В двуперстном перстосложении Святая Троица тоже присутствует, но стоит как бы надо всем, символизирует Замысел Бога, ключевым событием которого являются распятие Исуса Христа. В нем терпение Святой Троицы, осуществляющей Свой изначальный Замысел. Этот Замысел существовал всегда - «прежде всех век». И это одновременно «слово терпения» ветхих и новых времен. Уместно повторить вывод: «Если за то, что крестились двуперстно, убивали, значит то, как крестишься, имеет огромное и основополагающее значение» [3].
В связи с изложенным правомерно говорить о некоем филадельфийском Богослужении, Богослужении истинной Христовой Церкви. Стало быть Филадельфийская Церковь – Церковь, которая сохранила все заповеданное Богом. Она существовала всегда и будет существовать до конца дней, поскольку «врата ада ее одолеть не могут». Само сохранение филадельфийского Богослужения есть делом чрезвычайно важным и трудным. За такое делание Богом может быть отрыта дверь и для всей Христовой Церкви в последние времена и для каждого верующего во все времена, которую «никто не может затворить». Возможно это и есть «венец жизни», который обещан Филадельфийской церкви. И на этом трудном и благословенном пути «слово терпения» помогало терпеть всегда, даже тогда, когда терпеть было невозможно.
Следует отметить, что ветхозаветное Богослужение евреев формировалось не сразу. По мере возникновения необходимости Бог в него вводил новые элементы. То же самое можно сказать и о формировании православного Богослужения. В основном Богослужебный чин был установлен свв. Апостолами. По-видимому, филадельфийское Богослужение и является образцом такого установления. В дальнейшем в православное Богослужение добавлялись необходимые, соответствующие запросам времени элементы. Они вносились святыми отцами, а поэтому такие добавления тоже являются словом Божиим. Так, например, Символ Веры, вошедший во всеобщее употребление еще с 1-го Вселенского Собора и дополненный на 2-м, сначала произносился не за каждой литургией. Но с начала VI в. ввиду возникновения еретического учения о природе Сына Божия было установлено возглашать Символ Веры за каждою литургиею.
Мы не случайно остановились на Символе Веры, поскольку очевидность несостоятельности, а вернее гибельности никоно-алексеевских реформ становится понятной именно при анализе искажений Символа Веры.
Исследователи называют четыре таких искажения:
изменено начертание имени Спасителя;
исключено противопоставление рождения и творения;
о Христовом царстве стали учить как о будущем;
исключено именование Духа Святаго истинным.
Сам факт исключения прилагательного «истинный» равноценен хуле на Бога Святаго Духа, которая, как известно, не прощается. И именно этот факт позволяет утверждать, что Святый Дух не мог присутствовать на том Соборе, на котором ему отказано в истинности, а значит все новины не только не состоятельны, но и губительны.
Общепризнано, что перевод Святого Писания выполнен нашими просветителями, равноапостольными святыми Кириллом и Мефодием. Есть предположения, что перевод первых богослужебных текстов также сделан ими. Какие же тексты можно отнести к первым? Конечно же и прежде всего, чин Крещения, утреннее и вечернее Правила, Божественную Литургию, где возглашается Символ Веры. Однако первоисточники, принадлежащие перу просветителей, до сих пор не обнаружены. Это отнюдь не случайно. Ничего случайного не бывает. По-видимому необходимо, чтобы мы сопоставили исторические факты с Божьими знаками, обрели чутьё и расширили горизонты своего миропознания. Чтобы тренировали ум, научились логически мыслить, т.е. обрели уши и старались услышать Господа. Чтобы осознали себя и осмысленно выполнили задачи, поставленные перед нами Богом. Чтобы бодрствовали…
Представляется, что Владимир Сенатов [6] наиболее точно передал отношение русских к греческому тексту Символа Веры до Раскола: «Никон увидел греческий Символ просто и естественно, как видали его и читали другие русские раньше него. Греческая редакция Символа не производила на этих русских никакого особенного впечатления. Никому из них и в голову не могло прийти, что слово "истинного" в Символе излишне, что оно вносит новую, хотя бы и микроскопически малую, черточку в учение о Духе Святом, что вселенские соборы и все греки не мыслят о Нем как о Господе истинном. Небезызвестно им было и то, что в греческом символе понятие о Духе Святом определяется одним словом, как о Господе и как об истинном, что это слово "хориос" на русский язык может быть переведено и через "Господь" и через "истинный", что такие переводы, с одним из этих выражений, и существовали. Оба эти перевода казались недостаточными, не выражающими вполне существеннейшую мысль самого греческого символа, что эта мысль точнейшим образом передается через употребление обоих понятий, соответствующих греческому "хориос".
На указанном сейчас основании русские молчаливо относились к некоторому разночтению Символов русского и греческого; даже больше, в этом разночтении они – и справедливо – видели точнейшее сходство между ними, чего не могло бы быть при сохранении арифметического счета отдельных выражений в обоих символах: для них была важна не эта арифметика, а существеннейшая мысль самого учения. Собственно говоря, Никон никакого открытия не сделал, узнав, что в греческом символе нет слова "истиннаго": об этом давным-давно известно было до него. Но это знание, как уже было сказано, не производило никакого впечатления. В Никоне же оно произвело какую-то бурю, допустим даже, настоящую духовную тревогу за целость и неповреждённость русского православия.»
Здесь возникает необходимость не согласиться с автором. «Микроскопически малую черточку» в Символ Веры русский перевод, как представляется, вносит. Но эта черточка многого стоит. Именно то, что русский перевод не предполагает разночтения, т.е. не возникает соблазна разночтения, который, как мы сейчас понимаем, возник и возникал не раз при переводе с греческого и является его весьма важным достоинством. И тем самым, а это самое главное, русский Символ Веры более точно утверждает главное учение Христианства о единстве, нераздельности, единосущности Троицы. Действительно, чтобы единство, единосущность и нераздельность Троицы соблюдались, Каждая Ипостась должна обладать таким свойством, которое есть только у Бога, который есть Истина: «А Господь Бог есть истина» (Иер.10,10). И это самое главное свойство Каждой Ипостаси – истинность - прямо и однозначно исповедует русский Символ Веры и именно в этом его новое, самостоятельное и фундаментальное звучание.
Таким образом, повторимся, исключение прилагательного «истиннаго», как важнейшей характеристики Святаго Духа, есть умаление Троицы, сомнение в ее единстве, единосущности и нераздельности и такое исповедание Символа Веры можно квалифицировать как ересь. Также богослужение Никонианской церкви является более реформированным, чем богослужение Греческой церкви, а потому не то ни другое не может быть филадельфийским (православным), которое по определению не может быть реформированным и искаженным, поскольку это слово Божие.
Противоположностью Филадельфийской церкви является Лаодикийская, в которой из-за ересей не сохранилось ничего: в ней забыто «слово Бога», нет апостольской преемственности, а посему нет таинств, в ней избирательно относятся к отдельным книгам Святого Писания, отринуто Святое Предание, чрезвычайно искажено или напрочь отсутствует Священное Богослужение, забыто имя Бога, не сохранено «слово терпения» Бога. Там полная духовная разруха.
Исследуем с применением понятия «удерживающего» судьбу малоазийских городов, в которых находились церкви, упомянутые в «Откровении» св. апостолом и евангелистом Иоанном Богословом (Отк. 2-3).
Поможет нам в этом Михаил Барсов [1]. Состояние городов и духовной жизни в них отнесено с 1894 г., т.е. ко времени первого издания «Толкования». Известны и более поздние описания современного состояния малоазийских городов, однако не столь подробные и красочные. Поэтому мы воспользуемся характеристиками, данными в этой работе, так как естественно предположить, что в последующее столетие в условиях мусульманского окружения христианская жизнь вряд ли там стала более духовно богатой.
Филадельфия. «Обетования Господни так же непреложны, как и угрозы: и Филадельфия более всех других городов, упомянутых в Апокалипсисе, доселе сохранила свою целость и свой христианский характер.» «В настоящее время отрадно и утешительно для христианского путешественника найти здесь христианство в более цветущем состоянии, чем во многих других местах Турецкой империи. Между малоазиатскими колониями и церквами Филадельфия доселе стоит, как «столп на обширном зрелище развалин». Народонаселение христиан и теперь здесь довольно многочисленно, имеет своего епископа и 25 церквей.» «Как бы в ознаменование прежней святости этого места теперь называют его Аллах-Шер, то есть Божий город, и это название невольно напоминает пророческое обетование: Напишу на побеждающем имя Бога моего, и имя града Бога моего (Отк. 3,12). Неправды человеческие многократно доказывали и доказывают, как грозны карательные суды, изрекаемые Богом; но Церковь Филадельфийская, сохранившая Его слово, остается доселе на земле как памятник верности Его в исполнении Своих обетований, остается в ожидании на Небесах высшей славы, обетованной побеждающим. Препрославленный Победитель ада исполнит на ней истину Своих слов: Побеждающаго сотворю столпа в Церкви Бога моего (Отк. 3,12). Он исполнит Свое слово так же верно, как верно то, что Филадельфия в то время, как все пало вокруг нее, осталась и остается доселе, по выражению самих врагов веры, как «столп среди развалин».
Смирна. «В начале прошедшего столетия в Смирне считалось 28.000 жителей, и между ними 11.000 были христиане православного, армянского и римско-католического исповедания, каждое со своими церквами, монастырями и епископами. Как Церковь христиан православного исповедания Смирна доселе удерживает в чине церковной иерархии достоинство Митрополии и имеет два храма: св.Григория и св.Фотина. В настоящее время Смирна имеет до 120.000 жителей, и в нынешнем своем состоянии она превосходит все древние христианские города здешнего края».
Пергам. «Между жителями Пергама можно насчитать до 200 армян и до 1500 греков, те и другие имеют свою церковь». Греческая церковь «единственное место для православного богослужения, и о нем по возможности заботятся смирнские митрополиты. Церковь стоит на склоне холма и представляет здание маленькое и бедное; в ней уцелел только алтарь от древних времен, все прочее переделано или построено заново; образа старинной греческой живописи до того почернели, что даже при самом сильном сиянии солнца и при свете неугасимых лампад нельзя рассмотреть изображенных на них ликов.» «Пораженный множеством остатков древности, взор христианского путешественника с благоговением останавливается здесь на развалинах церкви св.Иоанна Богослова, сооруженной Феодосией в то время, когда он велел приделать к своей державе крест, в знак того, что вера Христова сделалась господствующей во всей Вселенной. Эта церковь была лучшим образцом греческой христианской архитектуры после константинопольского храма Святой Софии. Ее развалины и теперь изумляют своей огромностью, свидетельствуя в то же время о древнем многолюдстве христианского народонаселения в тех местах, где теперь живут почти одни мусульмане.» «Осматривая эти величественные остатки древнего христианства, путешественник привлекается тусклым светом лампады, которая горит пред старинным, почерневшим от времени образом Божией Матери, повешенным на голой и осыпавшейся стене.»
Фиатира. «Нынешнее его название у турок Ак-Тиссар, то есть Белая крепость. К этому городку ведет длинная аллея из кипарисов и тополей. В конце ее видны куполы и минареты мечетей, а по сторонам возвышаются ряды холмов, которые окружают весь город.» «Грустную также картину представляет нынешнее состояние христианства в древнем отечестве Лидии. Христиане православного исповедания составляют здесь 300, а армянского — 30 домов; число их вместе составляет 1500 душ. Те и другие имеют по церкви. Греческая церковь стоит посреди кладбища и почти совсем вросла в землю, так что в нее надобно спускаться по нескольким ступеням. Но и в этом мрачном подземелий доселе горит неугасаемым светом светильник древней апостольской Церкви.»
Ефес. Вместо древнего великолепного Ефеса, небольшая деревня Айа-Солук поднимается из-за кучи развалин; она населена сотнею мусульман, которые жмутся на вершине холма; здесь тянутся арки водопровода, и стоит мечеть, сделанная из прежней церкви Иоанна Богослова. И вот все, что осталось от древнего христианского Ефеса! Ни одной семьи, ни одной души христианской не встретите там, где некогда была великая Ефесская Церковь, где собирались святители и пастыри Вселенской Церкви. Во всем мире читают послание к Ефесянам: только в Ефесе его никто не читает. Так сдвинут с места своего, так угас этот светильник первобытного христианства!
Сардес. «В Сардесе теперь вовсе нет жилищ человеческих, нет ни одной души человеческой. Только по временам мимоходом появляются здесь орды хищных туркменов со своими верблюдами и стадами, разбивают по полям шатры и удаляются, истребив всю зелень. Как место древней христианской Церкви этот город потерял все, что только можно потерять, даже самое имя; и между кочующими посетителями его путешественник-христианин напрасно стал бы искать хоть одного поклонника имени Христова. Великолепные остатки Сардеса возбуждают много грустных воспоминаний и внушают самые торжественные мысли. По одним только развалинам и можно узнать место древнего города, само имя которого без этих примет осталось бы неизвестным. На равнине и теперь еще виден остаток изящного храма Цибелы; пять уцелевших колонн поддерживали огромную толщу мрамора; от нее остался только обломок.» «Но для христианского путешественника замечательнее всех этих мест остатки двух церквей: Панагии и св.Иоанна Богослова. Это, может быть, единственные здания раннего христианства, не совсем истребленные рукою времени, на которые можно указать в настоящее время.»
Лаодикия. «Теперь Лаодикия так же лишена жителей, как ее жители были лишены всякого страха и любви к Богу и как ее Церковь потеряла всю ревность к вере и добродетели. Этот город, бедный в самом богатстве своем, окаянный, и нищий, и слепой, и нагой, не внял внушениям и угрозам Божиим. За то он низложен с лица земли. Он представляет совершенную пустыню и не имеет других обитателей, кроме волков, шакалов и лисиц. Единственные лица человеческие, которые нередко здесь встречаются, суть кочующие туркмены; они как бы мимоходом здесь появляются и на время разбивают свои шатры на обширных развалинах древнего амфитеатра. Сердце подавляется скорбью, когда видишь, как все пусто и бедно там, где повсюду встречаются следы древней образованности, древнего изобилия; как по гробам уснувшего поколения бродит новый, невежественный народ; как над могилами мудрых кочующий поклонник Магомета раскидывает свою подвижную палатку, составляющую такую резкую противоположность с развалинами изящных и великолепных строений. Но какая отрада и утешение проливаются в душу, когда представляешь, что на всех этих следах разрушений напечатлены следы десницы всесильного и правосудного Бога, Который сколько грозен в своих прощениях и наказаниях, столько же, и еще бесконечно более, благосерд и щедродатель в обетованиях и наградах.»
Мы не случайно расположили характеристики современного состояния малоазийских городов по мере возрастания разрухи в них. Применяя понятие «удерживающего», можно предположить, что богослужения церквей Пергамской и Фиатирской далеко не обладали такими же удерживающими свойствами, как филадельфийское Богослужение, а богослужения Ефесской, Сардисской и Лаодикийской церквей практически не имели удерживающих качеств. Основной причиной такой духовной разрухи является, по-видимому, искажение богослужений в результате ересей, о чем и говорится в обращении к этим церквям (Отк.2-3).
Естественно напрашивается еще один важный вывод. Единство церквей, о котором говорится в православном Символе Веры (Верую «во едину святую соборную и апостольскую Церковь») возможно только на основе истины, на основании сохраненного слова Божия, каковым также является совершенное, филадельфийское Богослужение. Таким образом истиной Христовой Церковью организационно может быть только одна церковь и именно с филадельфийским Богослужением. Двух организационно независимых Христовых Церквей, не находящихся в молитвенном общении, быть не может. В отношении остальных церквей можно говорить только как о их типах.
Следует обратить внимание на то, что, несмотря на наличие ересей и существенно искаженное богослужение, в Сардисской церкви возможно спасение в вечности: «Впрочем у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны» (Отк.3, 4). Это значит, что спасение возможно и в церквях пергамского, фиатирского и ефесского типа. Спасение в церквях с лаодикийским богослужением в принципе невозможно.
Такой вывод напрашивается из самого «Откровения». В первую очередь он направлен к тем, которые различают только чёрное и белое. Но раз возможны и оттенки, целесообразно и насущно искать этому объяснение. Надо сразу пояснить, что такое объяснение является предположением и оно нужно отнюдь не филадельфийцам, которым обещан «венец жизни», т.е. нечто такое, что, по-видимому, связано с облегчением спасения в том числе и в последние времена. У филадельфийцев иная стезя, им необходимо думать о том как снискать этот «венец жизни», как держать то, что имеют. А верующим других церквей (условно спасительных, т.е. спасительных при определенных условиях) нужно действительно самым серьезным образом думать о спасении, поскольку они, ощущая некоторую благодать в своих церквях, надеются спастись, но в действительности находятся в заблуждении.
|
