Поэзия

Религиозная поэзия С. Егупенка (некоторые ее аспекты), О. Андреева и И. Пимоновой - выражение антимодернизма в русско-старообрядческой культуре (экзальтация Бога и принижение человека, особенно темная оценка ситуации человека, критика и страх перед некоторыми формами современной культуры). Ассимиляция Бога в категории технического мышления П. Киселева и постановка проблемы воцерковления современной культуры в поэзии С. Егупенка - одни из первых модернистических (рационалистических) маневров в развитии религиозного сознания старообрядцев.
         

Слова к старообрядческому духовному гимну написал один из наиболее деятельных ревнителей древнего благочестия и член президиума ВСС в Польше Осип Андреев, а музыку - местный композитор Константин Галковский. Возможно, автор сочинил гимн к столетию Вильнюсской старообрядческой общины, отмеченному 14 октября 1930 г. На этом юбилейном торжестве приходской хор исполнил духовный гимн6.  Позже он мог исполняться по случаю религиозных праздников и различных торжеств. После 1930 г. гимн (с крюковой записью) был напечатан отдельным листком для школ и старообрядческих общин. Духовный гимн - это обращение к Богу и просьба к Нему о сохранении старообрядцев в "отцовской вере" в настоящем и будущем, моление об утверждения царства небесного на земле. В нем звучит традиционная для старообрядческой литературы тема взыскания за преследования отцов-староверов и пролитой ими крови, которое, впрочем, в руках Бога-Судьи.
         

Современники и исследователи русской старообрядческой культуры Симеона Егупенка (1850 - 1934) больше помнят как видного вильнюсского наставника, даровитого и глубокого духовного писателя. Жизнь его была долгой. Он прожил 84 года, сумел оставить немалое для старообрядцев творческое наследие, которое в настоящее время понемногу воскресает из забвения и ждет своего исследователя. Этот сын федосеевца из Видз (Беларусь) в начале учился, по-видимому, по Псалтыри и Часовнику дома в родном местечке, потом служил в притче Вильнюсской и Бобруйской общин, духовным наставником в Пскове (с 1896 г.), где уже с позиций старообрядца-поморца (он признавал церковные браки, хотя сам был неженатым) начал полемизировать с радикальным беспоповским направлением - федосеевцами-безбрачниками. К псковскому периоду его жизни относятся и первые дошедшие до нас стихотворения, имеющие ярко выраженный религиозно-дидактический характер. Литературные навыки в нем помогла обрести христианская литература, по преимуществу труды отцов Церкви, древнерусские и отчасти религиозные, научные сочинения XIX в., хотя в его поэтическом творчестве прослеживается и фольклорная традиция (духовные стихи). Однако Егупенок о себе и своем творчестве отзывался очень скромно. "Малограмотный смиренный старец"7, -  писал он в конце 1890-х гг. в предисловии к рукописному сборнику своих сочинений, составленному спустя тридцать лет в Вильнюсе8.  В 1901 г. Егупенок участвовал на региональном съезде старообрядцев-поморцев в Вильнюсе, а еще через пять лет стал наставником Вильнюсской общины, где и прослужил почти 28 лет9.  Кроме пастырской деятельности в многочисленной городской общине, он принимал деятельное участие на двух съездах старообрядцев в Польше (1925 и 1930 гг.), был членом ВСС и Духовной комиссии, преподавал на летних курсах вероучителей в Вильнюсе и т. п. Он похоронен на старообрядческом кладбище в Вильнюсе.
         

Некоторое представление о поэтическом творчестве Симеона Егупенка может дать стихотворение "Рождество". Это стихотворное приветствие всем "любящим Христа". В нем, по словам автора, "найдутся неточности, неровности в стихах и нелогичность слов", потому что их писал "не грамотей, а самоучка старец и не богослов". Основная мысль и суть этого стихотворения, как и творчества отца Симеона в целом, - желание сказать людям то, в чем "сам я убедился" (вера во Исуса Христа), попытка приоткрыть неописуемые "милости и доброты Творца вселенныя", мольба о спасении души. Смысл культурного творчества - не похвала мирская, а "тружение во Царствие". Итог для верующего человека (для всех людей?) - "небесная награда". В этом, как нам кажется, прослеживается важная для христианства мысль и задача современного богословия (Николай Бердяев, Георгий Флоровский, на Западе уже в XIX в. - Джон Ньюман, Йоганн Зайлер) - церковное преображение культуры, ее одухотворение и покорение, если Церковь хочет идти нога в ногу со временем и стремиться быть поводырем народов. (Эпоха Возрождения на Западе и XVIII, XIX и, конечно, XX вв. в России показали невозможность руководства Церковью современной культурой). Мы не видим более систематического богословского обсуждения этих проблем у местных старообрядцев. Однако можем проследить, что в своих лучших примерах их церковное самосознание ставило, и старообрядцы практически пытались решать (например, привлекая молодую старообрядческую интеллигенцию в религиозно-просветительские кружки, духовные хоры и библиотеки-читальни при общинах и к самостоятельной издательской деятельности10)  важные богословские вопросы жизни Церкви и ответственности верующего в современном мире. Таким образом, важным фактором и необходимым условием культурного творчества (и успешного развития Церкви) русских старообрядцев Польши и Литвы был поиск плодотворного контакта между религией и общественной и культурной жизнью того времени. Как выразился И. Прозоров, это был век разных "испытаний" (марксизм, национализм, коммунизм, фашизм) и все выше и выше подымающихся "волн безбожия" (рационализм, атеизм, антирелигиозная политика в СССР).
         

Осип Андреев (1855 - 1938) - другой не менее известный представитель старшего поколения писателей. Он родился в потомственной семье старообрядческих наставников в Вильнюсе, рос в религиозной и образованной семье, а после смерти отца Матвея (ум. 1901) активно включился общественную и просветительскую деятельность в так называемом Северо-западном крае. Он был участником подготовки и проведения регионального съезда наставников и представителей старообрядческих общин в Вильнюсе (1906) и съезда, посвященного народному образованию в Двинске (1911). В феврале 1906 г. он в составе делегации старообрядцев-беспоповцев Российской империи был на приеме у царя Николая II. После Первой мировой войны О. Андреев избирался членом президиума ВСС в Польше, состоял заместителем председателя Вильнюсской общины. Многие годы он инспектировал преподавание русского языка в государственных школах Вильнюсского края.
         

"Богато одаренный от Бога талантами и исключительной энергией", - писал о нем один современник. Андреев был автором многих религиозно-нравственных докладов и публицистических статей. Очень популярным среди старообрядцев в Польше стал духовный гимн, написанный им начале 1930-х гг. Он писал и стихотворения, одно из которых - "Что всуе мятемся?" - было опубликовано в "Вестнике" за 1932 г. Его поэзия мужская и сжатая; в этом стихотворении очень остро выражена озабоченность поверхностностью, беззаботностью и условностью жизни многих христиан. Весьма понятная даже для малообразованных читателей - крестьян и крестьянок - религиозная поэзия Андреева, читаемая вслух, могла иметь немалое воздействие на публику. В этом стихотворении выражен религиозный оптимизм и простодушие, которых была лишена поэзия многих современников.
        

 Кроме того, это стихотворение имеет характер исповеди - полного обнажения души, но исповедь предназначена не Богу (как в произведениях русского "средневековья"), а людям. Меняется не только адресат исповеди, но и в значительной мере ее содержание. Здесь исповедание грехов дополняется раскрытием индивидуальности, с точки зрения которой важно не только воздержание от плохих дел, но и их публичное обсуждение и личная осознанность содеянного. Такая исповедь для христианина - святая обязанность. Однако не менее важно и то, что здесь нет категорического отрицания всего "мирского" ("заботы земной суеты"), столь характерного для учения беспоповских отцов конца XVII, XVIII и отчасти XIX вв. (Феодосий Васильев, Андрей и Симеон Денисовы, постановления Гудишкского собора 1752 г. и т. д.), и утверждается проблема выбора человека, проблема индивидуальной свободы. Это уже не чисто сакральное понимание человеческого бытия - объективно всем обязательного пути (отклонение от него - грех) и преклонения перед небесными авторитетами; это скорее переходная фаза между сакральным и секуляризированным пониманием человеческого бытия, хотя сам автор и явно тяготеет к первому. (Для XIX и XX вв. характерно движение в обоих направлениях). Андреев спрашивает - "Что всуе мятемся?", - и призывает молиться братьев "к Благому". Он делает вывод: "Смысл жизни - лишь в Боге одном".
         

Проблема веры-неверия, по-видимому, стала важной в 1920 - 1930-е гг. (по крайней мере, в среде старообрядчества, к которому принадлежал Андреев), если в одно и тоже время духовный наставник Симеон Егупенок и окружной куратор старообрядческих школ Осип Андреев обсуждали этот вопрос.
         

Это стихотворение, подписное криптонимом "Ома", можно считать произведением Осипа Матвеевича Андреева.
         

В литературе появились и женщины-писательницы, в основном из высших слоев старообрядческого общества. Ирина Пимонова - дочь председателя ВСС в Польше и сенатора Арсения Пимонова. Она была попечительницей старообрядческого училища и Религиозно-просветительского кружка старообрядческой молодежи в Вильнюсе. В начале Второй мировой войны она эмигрировала и жила в США. Умерла в 1997 г.
         

В настоящей публикации представлены три стихотворения раннего периода ее творчества, опубликованные в "Вестнике" - небольшие религиозные по тематике "В день поклонения Св. Кресту" (1931, № 4 - 5, с. 15), "Наша богадельня" (1931, № 6, с. 9) и "Дай Господи силу" (1931, № 4 - 5, с. 15). Стихотворения подписаны литерами "И. П." Позже Ирина Пимонова продолжит поэтическое творчество: в эмиграции, в США выйдет сборник ее стихотворений (1957?).
         

Интересно, что в стихотворении "Дай Господи силу" джазовую музыку автор упоминает наряду со звуками выстрелов, взрывающихся бомб и "злобной ругни". В такой трактовке джаза выражено явно негативное восприятие одной из форм современной культуры (антимодернизм). В мир людей традиционной русско-старообрядческой культуры 1930-х гг. джаз врывается неожиданно и мощно (как звук взорвавшейся бомбы); он бессмыслен (как бытовая брань), угрожающ и даже опасен (как вражда народов или ядовитый газ; видимо, воспоминания о событиях прошедшей пятнадцать лет тому назад Первой мировой войны). И собственных сил бороться с этим уже не достаточно; слышится просьба к небесам - "А звуки выстрелов, джаза […] / Напевом святых песнопений, Учитель благий, замени!"
         

Представители молодого поколения старообрядцев также тяготели к стихотворным жанрам. В 1930-х гг. религиозно-просветительский Кружок старообрядческой молодежи при Вильнюсской общине издавал литературно-научный журнал "Самопросветитель" (тиражировался на шапирографе). Подобные кружки действовали и в провинции - в Дукштах, Видзах, Нивниках и  т. д.11 Излюбленными темами стихотворений молодых были темы, традиционные в старообрядчестве, - протопоп Аввакум, эмиграция, жизнь за рубежом, память о стойкости в вере и бесстрашии дедов, сохранение староверия. Некоторые стихотворения предназначались, прежде всего, для индивидуального чтения, другие - преимущественно для публичного, для декламации, например, стихотворение Е. Рыбаковой, посвященные Вильнюсской общине. К числу таких относиться и стихотворение одного из руководителей Кружка молодежи Меркурия Гущенко "Наши деды".
         

П. Киселев привлекает к участию в авторском составе "Вестника" и вильнюсского композитора и поэта Константина Галковского, написавшего музыку и к старообрядческому гимну. В 1920 - 1930-х гг. Галковский участвовал в литературно-артистических вечерах и концертах в Вильнюсе, выступал как докладчик и исполнитель собственных произведений. Он публиковал в местной русской печати отзывы на проходившие в городе концерты и статьи, посвященные юбилеям таких выдающихся композиторов, как Монюшко, Бетховен, Моцарт, Мусоргский и др.12  Кроме того, в газетах "Виленский курьер", "Виленское утро", "Наше время" изредка появлялись его стихи, среди которых немалая доля посвящена музыке. Примером этой любительской лирики служат и стихотворения, посвященные древлеправославию в "Вестнике" за 1930 - 1932 гг., - стихотворный отклик на столетие Вильнюсской старообрядческой общины "100-летний юбилей" (1930, № 4 - 6, с. 3), близкое к оде "В день Радоницы" (1932, № 3, с. 7), "Под сводами храма" со стихотворными характеристиками храмового интерьера, религиозных чувств и обрядов (1931, № 4 - 5, с. 11), по сути близкое к рифмованному молению-покоянию "Вечерняя молитва" (1932, № 4, с. 16).

Проповеди, слова и публичные речи

В литературном наследии русских старообрядцев того времени заметное место занимают проповеди, слова и публичные выступления на соборах (съездах) или духовных курсах.
         

Как правило, проповедь в поморском храме произносят духовные наставники, т. е. подходящие для церковного служения миряне. Если в XVIII - XIX вв. во многих старообрядческих проповедях нашли отражение исторические события - борьба с "никонианством", единоверием, преследования правительства, полемика между старообрядческими согласиями, то в 1920 - 1930-е гг. преобладали, по-видимому, проповеди панегирического и назидательного содержания. Отдельные проповеди публиковались. Одна из проповедей - "Подражатели Гергесинцам" - наставника Агафонника Панкратьева была помещена в журнале "Китеж-град" (1933, № 4). Она представляет собой своего рода дидактическое выступление против распространенных неподходящих поступков и пороков времени - непосещения храмов, нарушения тишины во время богослужения, недостойных способов выражения несогласия с наставником. Здесь, как и во многих произведениях старообрядческих наставников, встречаем идею авторитарного Бога. В проповеди Панкратьева, обращенной к прихожанам (через журнал - к старообрядцам страны), для сохранения религиозной традиции и ее правил нужен был этически требовательный, воинствующий Бог, который не исправившихся и других не исправлявших будет карать в день Страшного суда.
        

"Слово" - популярный вид религиозного красноречия среди старообрядцев Польши и Литвы. "Словами" в древнерусской литературе назывались как поучения и послания церковного характера, так и сочинения светского характера ("Слово о полку Игореве"). Однако в 1920 - 1930-е гг. это был жанр преимущественно религиозного наставления, привязанный к событиям церковного года. При широком понимании к жанру "слов" можно было бы причислить и некоторые публицистические статьи, в том числе "Слово правды" Ф. Кузнецова; мы эту статью рассмотрим в разделе "Публицистика". Авторами "слов" были не только наставники, но и рядовые миряне. Готовящиеся к пастырскому служению на духовных курсах в Каунасе упражнялись в составление слов, о чем свидетельствуют публикации в журнале "Китеж-град".
         

Наиболее замечательные из поучений были посвящены одному из главных христианских праздников - Пасхе. "Слово в день Воскресения Христова" было написано наставником Германовической общины (ныне Беларусь) Савелием Ефимовым и имело назидательную цель поклониться "Воскресшему Христу не ради страх, но по чистой любви…". Поучение рассказывало о возникновении обычая взаимного дарения пасхального красного яйца, напоминающего один из христианских догматов о воскресении из мертвых и служащего символом будущего всеобщего воскресения.
         

Иногда термин "слово" опускался в заглавии, но подразумевался. "В день святой Пасхи" разносторонне одаренного Осипа Андреева - также послание церковного характера.
         

Среди самых значительных старообрядческих книжников был духовный наставник вильнюсской общины Симеон Егупенок. К сожалению, немалая часть литературного наследия этого замечательного старообрядческого проповедника, даровитого поэта и начетчика, по-видимому, безвозвратно утрачена. Сохранившиеся его работы дают представление о нем как о знатоке Св. Писания, церковного устава и богослужения, искусном проповеднике, умелом мастере полемики между поморцами-брачниками и федосеевцами. На втором старообрядческом соборе в Польше (1930) Егупенок выступил с докладом на тему "О таинстве брака", в котором он изложил точку зрения беспоповцев по этому вопросу, разъяснил смысл и значение обряда бракосочетания у поморцев и призвал к его совершению по "каноническим правилам […] и обычаям наших предков".
         

Хотя учение поморцев-брачников о законности брака в Церкви13  утвердилось среди большинства бывших федосеевских общин в Балтийских странах и Польше в начале XX в., после Первой мировой войны возникла необходимость унификации обряда бракосочетания в отдельных общинах и его соблюдения. Вопрос о церковном браке имел и религиозно-нравственное и практическое значение. Церковный брак среди части старообрядцев был относительно новым явлением. Поэтому некоторое время, особенно во второй половине XIX в. и отчасти в первой половине XX в., поморским наставникам приходилось настойчиво объяснять прихожанам не только смысл и значение этого обряда, но и убедительно настаивать на необходимости его совершения в Церкви. Кроме того, церковный брак в межвоенной Польше и Литве (в последней был единственно законным до конца 1930-х гг.) имел силу юридического акта. Государственные власти требовали от наставников, чтобы совершаемые ими браки имели законную форму с записью в метрические книги. За это наставники получали небольшую зарплату.

Публицистика

В центре внимания старообрядческой публицистики были не только исключительно конфессиональные вопросы. В статьях обсуждались взаимоотношения между древлеправославием и православием, проблемы положения русского меньшинства в Польше, возможной эмиграции старообрядцев и условий жизни заграницей и т. п.
         

Павел Киселев (1880 - 1933), родившийся в старообрядческой семье в Вильнюсе, окончил городское реальное училище и учился в Пермском горном училище. Позже он стал членом ВСС в Польше и секретарем этого Совета. Сотрудничал со "Старообрядческим календарем", издаваемым А. Екимовым в Двинске (Латвия). Он написал исторический очерк "Столетие Виленской старообрядческой общины", вышедший отдельным изданием (Вильна, 1930). В 1929 - 1933 гг. Киселев был редактором "Вестника", в котором печатались и его, по словам одного современника, "прекрасные по слогу и мысли духовно-нравственные статьи". В 1929 г. в этом журнале была опубликована передовая статья П. Киселева, посвященная Рождеству и подведению итогов после первого года издания "Вестника".
        

По структуре это статья имеет признаки "слова" и редакторской передовицы. Однако интересно не только сочетание двух разных по характеру - религиозного и светского - жанров в одной статье, не только более глубокое осознание целей старообрядческого периодического издания (в начале - "для духовного сближения" со старообрядцами в Польше и за рубежом, а спустя год - "доблестно и высоко держать знамя св. Церкви на благо всех христиан и на защиту св. веры отцов наших и ея учения"), хотя бы в лице редколлегии журнала и окружения ВСС; в этой статье ярко отражено прогрессивное и более открытое миру самосознание (импульс к модернизации). Главная цель умеренно консервативного культурного творчества и окончательная цель социальной деятельности П. Киселева, как и любого традиционалиста или ревностного старообрядца-ортодокса, остается "работа на благо Церкви".
         

Когда секуляризированная культура восстает против авторитета религии, защитники религии могут традиционно ответить, что люди "всуе мятутся…, и слепо куда-то идут", лучше, забыв всякие житейские наслаждения, каялись бы о своих грехах (как писал в своем стихотворении "Что всуе мятемся?" О. Андреев). Или они могут, - чувствуя, что авторитета самой религии уже недостаточно, - использовать для защиты религии авторитет школы и прессы (институты секуляризированной культуры) и оберегать Бога от рационализации культуры, - рационализируя Его самого. Светское просвещение, наука проникали в самые глубины религиозного сознания. Школа и "надлежащее просвещение в духе светского и христианского учения современного старообрядчества", хорошо организованная работа канцелярии ВСС, периодическое издание "своего родного печатного слова" ("Вестника") - для П. Киселева все это, как в добротно отлаженном фабричном механизме, должно служить религии. (Интересно, что главными редакторами обоих журналов, издаваемых тогда в Польше, и заведующими канцелярией ВСС были люди с техническим образованием - П. Киселев с дипломом горного техника и инженер-строитель И. Романов, окончивший Варшавский Политехнический институт). Иначе и немыслимо держать знамя Церкви на благо всех (!) христиан и на защиту "св. веры отцов" в современном обществе…           Как опоздала эта рационализация религии, как невелики ее достижения.

Киселев не чужд был и стихотворства. В "Вестнике" было опубликовано его четверостишье "На могилу Л. Ф. Пичугина" (1932, № 4, с. 16), написанное в годовщину смерти известного поморского начетчика, писателя и церковного деятеля Льва Феоктистовича Пичугина (1859 - 1912).
         

Статья Видзского наставника Федора Кузнецова "Слово правды" была реакцией пастыря на отмену в 1929 г. Русской Православной Церковью анафемы старых обрядов и их придерживающихся. Интересно, что в конце 1920-х гг. некоторые старообрядцы на мысль о возможном соединении двух ветвей русского православия - старообрядчества и православия - откликнулись реставрационной идеей о возвращении к дониконовскому состоянию, т. е. пытались соединить то, что было уже разъединено исторически (позиция архаических реставраторов в культуре). Статья была опубликована в неофициальном разделе журнала "Вестник" и, по-видимому, не выражала позиции Восточной Старообрядческой Церкви в Польше, для выработки которой требовалось время и более широкое обсуждение.
         

Антихрист - одна из основных явных и потаенных тем старообрядческой, прежде всего беспоповской, литературы со времен раскола Русской Церкви. Уже в XVII в. эсхатологические предсказания в русской культуре получили совершенно новую функцию - они обнаружили способность характеризовать собой события и явления текущего времени. Поэтому не случайно, что в периодике старообрядцев Польши того времени присутствует эта тема, хотя автор опубликованной статьи "Учение Христа и времена антихриста" был наставник П. Баранин из Эстонии. Осознание истории христианства в этой статье обрамлено рождеством Христа в начале и новозаветными предсказаниями для переживаемого периода начала 1930-х гг. - "наступили времена антихриста", "восстал брат на брата, народ на народ", "мерзость запустения на месте святе". Такое обрамление сразу позволяет предугадать, что то, как воспринимается современность, является по учению Христа пророчеством о конце мира, в котором просматриваются "вестники антихриста" (воинствующий русский атеизм в СССР, пользующийся особым покровительством государства, антирелигиозное марксистское учение и т. п.), дающие историческим явлениям более интенсивную, в глазах Баранина антирелигиозную и "ужасную" форму.
         

Автор статьи абстрактно укоряет духовные и государственные власти в том, что они не изгоняют "лжеучителей", не преследуют проповедников слов антихристовых с площадей, собраний и храмов (авторитарные режимы в Эстонии и Латвии будут введены через три года, а в Польше и Литве они существовали с 1926 г.). Баранин упрекает также старообрядческих наставников, которые, не зная того сами или "страха ради Иудейска", не бичуют в своих поучениях в храмах такую работу безбожников. Он призывает еще сильнее обличать русское коммунистическое, марксистское учения и одновременно ограждать "стадо Христово". Но они бичуются не с неоортодоксальных позиций, а с позиции традиционной ортодоксии - противорелигиозные учения не критикуются, а обличаются и порицаются для того, чтобы в итоге их целиком отбросить.
         

Во времена антихриста христианин особенно должен избегать искушений и крепко держаться в вере, в которой видим атрибуты традиционной религиозности (вера в загробную жизнь, в царство небесное, "очищение себя от злых и лукавых помыслов", "страшиться ложных учений", "неустанно оберегать себя от соблазнов"), кроме одного исключения - использования "земного своего пребывания для совершенствования" (модернизационный толчок к индивидуализму). Мысль об антихристе была важной в литературном творчестве других старообрядцев из Польши и Эстонии - в религиозной поэзии С. Егупенка, в религиозно-нравственных статьях Гавриила Фролова (федосеевец), более известного как иконописец ("Наши дни - это дни борьбы духа антихристова против всего святого и доброго"). Из-за печальных видений, в которых христианский символизм политические и социальные дела превращал в религиозные и космические, этих старообрядческих авторов можно считать представителями "катастрофической школы". Это соответствовало настроению той эпохи, в частности духу значительной части польской драматургии, прозы и поэзии (С. Виткевич, К. Гальчинский, группа "Жагары", в которую входил и Чеслав Милош).
         

Статья Василия Прозорова "Впечатления Председателя Центральнаго Совета Старообрядцев Литвы о поездке в Южную Америку (Бразилию, Уругвай и Аргентину)", как гласит ее название, - это рассказ о поездке в эти три страны в 1929 - 1930 гг., целью которой было лучше познакомить потенциальных старообрядцев-эмигрантов с условиями хозяйствования и жизни переселенцев в американском континенте. Статья была опубликована в "Старообрядческом календаре на 1931 г.", издаваемом старообрядческим наставником А. Екимовым в Двинске.
         

Аграрная реформа 1922 г. продвигалась медленно; с другой стороны, любое количество земли не могло содержать множества небогатых крестьян, вынужденных остаться на селе из-за недостаточного развития городской промышленности. Вообще, хотя средний уровень жизни в Литве был более низкий, чем в соседней Германии, и приравнивался к ситуации в северо-восточной Польше и Латвии, он все еще выглядел терпимым из-за низких цен продуктов питания. Основной проблемой оставалась "скрытая безработица" на селе, которую обострили последствия экономического кризиса 1929 г. в США. Именно в 1929 г. был самый большой поток эмиграции русских, в том числе и старообрядцев, из Литвы: всего в том году уехало более 450 русских (около 80 - 90 семей), не считая нелегальных мигрантов, и собиралось уехать несколько сот старообрядческих семей. Несмотря на экономические трудности в родном крае, после поездки В. Прозоров сдержанно и скорее негативно высказывался о переселении староверов в Латинскую Америку, где их ждала очень тяжелая работа в более сложных климатических условиях. Такое осторожное отношение к возможной эмиграции, по-видимому, возымела свое воздействие: в первой половине 30-х гг. эмиграция староверов резко сократилась.
         

Оперный певец, педагог, историк и религиозно-общественный деятель Иван Прозоров (1900 - 1956) был, по-видимому, и самой видной фигурой литературной жизни среди русских старообрядцев межвоенной Литвы. Надо заметить, что словесное творчество русских староверов того времени, бесспорно, было большим шагом вперед (в частности, в развитии литературного вкуса), но их литературная жизнь в целом оставалось малозаметной в литовском обществе. Главные причины этого явления с нашей точки зрения были следующие: явное преобладание крестьянского населения среди русских старообрядцев Литвы, более 60 % которого в 1923 г. было безграмотным, экономические трудности, немногочисленная группа городской интеллигенции и - что более важно с нашей точки зрения - преобладающая культурная ориентация на традиционные ценности (антимодернизм), частично замораживающая динамику культуры, а также чрезмерная критика и неприятие новых форм культуры.
         

И. Прозоров родился в состоятельной семье предпринимателя в Каунасе. Он окончил Краславскую гимназию с золотой медалью, потом был оперным солистом в Литовском Государственном театре, учился на историко-филологическом факультете каунасского Литовского университета (с 1930 г. Университет Витаутаса Великого), что позволило ему стать руководителем и преподавателем Духовных курсов в Каунасе (1931 - 1933). Для слушателей этих курсов он подготовил достаточно обширную "Историю старообрядчества" (1933), самую значительную историческую работу по этой тематике в межвоенный период в Балтийских странах. Накануне Второй мировой войны он вместе с Борисом Пимоновым и Иваном Заволоко достиг международного признания среди старообрядчества в Балтийских странах и в то же время стал одним из наиболее почитаемых старообрядцев в Литве. В 1938 г. И. Прозоров был избран председателем ЦСС в Литве и стал активным участником подготовки собора представителей старообрядцев-поморцев, проживающих вне Советской России (его проведению помешала Вторая мировая война). 15 июня 1941 г. Иван Прозоров вместе с братом Василием был арестован и сослан в Сибирь, где и умер.
         

Разносторонне одаренный И. Прозоров писал повести, путевые заметки (под псевдонимом Ив. Алексеев) и публицистические статьи. "Ответ старообрядца" - полемическая статья Прозорова, в которой он дельно и аргументировано отреагировал на высказывания в местной русской газете "Новые дни" (1938, № 39, 30 декабря) ее редактора Александра Жукова. Последний в своей статье писал о "двух разновидностях русских", о препятствиях на пути совместной общественной работы среди русского меньшинства в Литве и высказал в адрес старообрядчества упреки в его культурной отсталости, практическом отсутствии интеллигенции и будущей смены руководства в нем. Традиционно натянутые религиозные отношения между русскими православными и старообрядцами в межвоенной Литве постепенно улучшались, а совместные культурные начинания тогда лишь начали налаживаться. Эта проблема общей социальной, культурной деятельности и относительное размежевание среди русской общины Литвы по признаку религиозной принадлежности - православный или старовер -сохраняется по сути и в современной Литве, хотя и не так явно выражена как раньше.
         

Старообрядческая элита оказала более заметное влияние на общественно-политическое устройство русской национальной жизни и на защиту прав всего русского меньшинства в Польше. Несмотря на то, что старообрядцы постоянно подчеркивали различие между ними как старожилами края и новой русской эмиграцией, они не только были готовы сотрудничать с ней, особенно в области просвещения и политической жизни, но и возглавили "Союз русских меньшинственных организаций" в Польше, председателем которого был избран депутат Сейма Борис Пимонов. Он был представителем известного старообрядческого рода, в 1925 г. стал заместителем председателя ВСС в Польше, а после смерти своего отца Арсения Пимонова (7 января 1939) недолго, до крушения Польши в сентябре 1939 г., исполнял должность председателя этого Совета и позже возглавил его в оккупированной нацистами Лит