Особенность русской старообрядческой культуры в Литве и Польше, как и в Латвии и Эстонии, выразилась в том, что с XVIII в. она питалась и развивалась на основе одного из трех, наряду с церковно-православным и фольклорным, направлений в русской культуре новых времен - старообрядческого или народно-консервативного. Это третье направление в русской культуре образовалось к середине XVIII в. и было итогом кризиса средневекового миропонимания, древнерусской культуры в целом, разрешившегося во второй половине XVII в. в России рядом сложных и внутренне противоречивых явлений в социально-политической, религиозной и культурной сферах5. 

В конце XIX в. и первой половине XX в. этот региональный вариант старообрядческой культуры был подвержен более быстрой модернизации, секуляризации и ускоряющемуся взаимодействию культур, что сделало его более сложным в структурном отношении, более разнообразным и неоднозначным по содержанию и форме. Можно утверждать, что процесс модернизации русской старообрядческой культуры ярче выразился на двух уровнях. Это - разрыв модернизации и антимодернизма в центре процесса; возникающие в его глубине программы архаической реставрации. 
         

Модернизация тогдашней старообрядческой культуры выразилась, во-первых, в желании не отставать от жизни, что, прежде всего, отразилось в просветительской, издательской и благотворительной деятельности; во-вторых, в умеренной открытости к новизне, - например, издание старообрядцами церковных и научно-литературных журналов, первый и единственный сенатор-старообрядец Арсений Пимонов в польском парламенте, два звуковых кинотеатра "Казино" и "Голливуд" в Вильнюсе - частные предприятия Леонида и Бориса Пимоновых (интересно, сколько из более чем 4 тысяч прихожан Вильнюсской общины посетило эти кинотеатры, если они вообще могли себя позволить эту роскошь для того времени). Для антимодернизма в русской старообрядческой культуре была характерно резкая критика, неприятие и даже боязнь некоторых форм современной культуры (например, джаза). На "архаическом" уровне старообрядческой традиции, подверженной модернизации, воссоздавалась местная, объединенная иерархия ценностей, основанная на учении старообрядцев поморцев (брачников), а не федосеевцев. Это значит, что (ново)поморское учение было отчасти новой традицией и образом жизни, чего этот способ мышления был склонен не замечать. Проявлением "постмодерна" в русско-старообрядческой культуре были бы попытки отделения религиозного импульса от ортодоксии. Однако отсутствие надлежащей культурной документации в избранном нами фрагменте этой культуры - старообрядческой периодической печати - не позволяет рассматривать этого аспекта.
         

Нужно заметить, что в контексте русской культуры 1920 - 1930-х гг. в Польше и Литве целесообразнее говорить о местной старообрядческой традиции как о самостоятельной части русской культуры, имеющей свою трехсотлетнюю историю и свои законы внутреннего развития. Это скорее одно из направлений русской культуры (ее локальный вариант) в целом, а не исключительно "низкая", "провинциальная" или недостаточно развитая культурная традиция польского или литовского старообрядчества, как нередко изображалось или подразумевалось в исторической литературе. Такой подход не только не исключает сравнительной перспективы двух пластов русской культуры в регионе, но делает ее более обоснованной и необходимой. Это позволяет увидеть более полный образ русской культуры в крае в целом.

                                                       * * *

В 1920 - 1930-х гг. среди русских старообрядцев в Польше и Литве заметно меняются культурные ориентиры. Важными в этот период становятся темы родного разговорного и церковнославянского языков, отношения светской и духовной литературы, статуса литератора и значения его труда. К концу 20-х гг. в этих двух странах определилось несколько групп старообрядческих писателей и публицистов. Условно их можно разделить на старшее, среднее и молодое поколения.
         

Самой значительной писательской группой были, конечно, духовные наставники, большинство которых принадлежали к старшему поколению (общее их число в Польше и Литве достигало по 50 человек в каждой стране). Это был высший старообрядческий писательский круг. Они были создателями разнообразной духовной литературы, по преимуществу назидательной, апологетической и толковательной, - "слова", проповеди, публичные речи и выступления на церковных съездах, курсах и т. п. Словесное творчество наставников, - а среди них были самые разные по уровню талантливости авторы, - и в настоящее время представляет немалый интерес как памятники религиозной литературы и примеры пастырской деятельности эпохи.
         

Некоторые наставники, благодаря своим проповедям и литературным трудам, пользовались популярностью у современников-единоверцев в Польше, Литве и за рубежом, - прежде всего в Латвии и Эстонии. Они до сих пор известны среди местных старообрядцев.
         

Следует особо отметить, что в Литве и Польше значительную часть старообрядческой литературы составляли рукописные сочинения. Подавляющее большинство оригинальных произведений местных авторов существовало лишь в рукописном виде и при необходимости переписывалось. В 1920-1930-е гг. оригинальная печатная литература старообрядцев была представлена в основном несколькими книгами и брошюрами, журнальными публикациями, напечатанными в старообрядческих календарях и других периодических изданиях в Польше, Литве и отчасти Латвии. Нам не известно ни одного сборника стихотворений. Хотя общее число старообрядческих изданий в Польше и Литве достигало двадцати единиц, они представляли собой, как правило, перепечатки (некоторые из них дополненные) церковных и учебных изданий (напр., "Учебный Часослов", Вильна, 1927).