60-е годы XIX в. – период либерализации внутренней политики государства. В различных сферах государственной жизни начинаются реформы, главной из которых была крестьянская.     

Каких-либо серьезных решений в отношении старообрядчества в этот период не принималось. В 1863 г. вышло два постановления: № 39547 от 26 апреля и № 40094 от 4 октября об освидетельствовании тел умерших старообрядцев. Первое касалось временнообязанных крестьян и собственников, второе – государственных крестьян. Постановления отменяли прежний порядок, согласно которому хоронить старообрядцев можно было только после освидетельствования тел полицией. Прежний порядок вызывал множество злоупотреблений со стороны местной полиции. Теперь волостное и сельское начальство получило право «разрешать собственной властью и без всякого промедления предание земле тел раскольников».[41, с.127]

Постановлением № 40215 от 4 ноября 1863 г. была изменена редакция ст.75 Свода законов, которая касалась православных, «уклонившихся в раскол».    На смену сложной и многоступенчатой системе назиданий и увещеваний этих лиц духовными властями разного уровня: от приходского священника до архиерея, пришла упрощенная: теперь уклонившихся должны были увещевать приходской священник или миссионер, причем, «без отвлечения от места жительства и обыкновенных трудов и занятий».[41, с.129]

В 1864 году был учрежден Особый Временный Комитет по делам о раскольниках во главе с министром юстиции графом В.Н.Паниным. Комитет должен был определить, что именно необходимо сделать для того, чтобы упорядочить законодательство о расколе, несовершенство которого было очевидно для всех. Министр внутренних дел П.А.Валуев, выступивший одним из инициаторов создания Комитета,  признавал «неопределенность, неясность и противоречивость узаконений о раскольниках, в разное время изданных и до настоящего времени между собой несоглашенных».[41, с.169]

В 1864 г. Комитет принял решение о разделении старообрядцев на несколько разрядов. В   качестве основания для  разделения было взято шесть признаков: четыре – канонических и два гражданских (отношение к молитве за царя и к браку). В результате значительная часть старообрядцев, за исключением поповцев, была отнесена к разряду более вредных сект, и в отношении них было решено никаких послаблений не делать.

Старообрядцам менее вредных сект было разрешено занимать выборные должности сельских старост, волостных старшин и сборщиков податей, за исключением должности городского головы. Но занимать выборные должности можно было лишь в тех местностях, где старообрядческое население преобладало в численном отношении.

В 1864 г. старообрядцам было разрешено записываться в гильдии и торговать на общих основаниях. Был отменен запрет на выдачу старообрядцам паспортов – Комитет посчитал, что заработки и промыслы на стороне – «необходимое средство к жизни».

Было разрешено чинить обветшавшие молитвенные здания,  распечатывать запечатанные в прежние годы моленные, обращать в моленные жилые здания, - но на все это требовалось разрешение губернатора или министра внутренних дел. При этом категорически запрещалось «публичное оказательство раскола»: установка на моленные  крестов, колоколов, наддверных икон. Распечатывание моленных должно было проходить без каких-либо торжеств.

Право творить общественную молитву в моленных и на кладбищах было ограничено запретом совершать крестные ходы, носить иконы, употреблять монашеское одеяние и иерейские облачения. Запрещалось также пение «раскольничьих песен». За священнослужителями и духовными наставниками старообрядцев не признавалось духовное звание. Старообрядческие духовные лица были разделены по степени вредности на четыре группы:

- бежавшие от Православной Церкви

- прибывшие из-за границы

- посвященные лжеепископами

- наставники и уставщики сект беспоповщинских.

Священники второй и третьей групп были признаны особенно опасными распространителями раскола. В данном случае речь шла о священстве Белокриницкой иерархии.

Таким образом, некоторые уступки старообрядцам были сделаны, но они были ограничены множеством условий и оговорок, и распространялись не на все  старообрядческое население.  Но положительным моментом было уже то, что принятые в это десятилетие постановления не были карающими и запретительными, а предполагали хотя бы некоторое облегчение положения старообрядцев, пусть и по частным вопросам. Каких-либо глубинных изменений по отношению к старообрядчеству в этот период не произошло.

Важнейшей реформой 60-х гг. XIX в. была крестьянская, и она, безусловно, не могла не отразиться на старообрядцах-крестьянах, а именно их среди старообрядцев было большинство.

Один из исследователей старообрядчества в губернии, епархиальный миссионер М.Гребнев, уже в конце 80-х гг. XIX в. исследуя документы 60-х гг., писал: «Славный в истории России год освободительной крестьянской реформы… был в то же время, годом, оживившим… силы раскола, сообщившим последнему необыкновенную энергию в искании попранных, по представлению раскольников, прав – свободы отправления богослужения и прекращения преследования за явное оказательство свое» (курсив автора статьи – И.Б.). [23, .81-82] Практически, во всех уездах губернии началось движение старообрядческого населения, которое до тех пор официально относилось к числу прихожан официальной церкви, за восстановление их в списках раскольников и отписку от официального православия. Особенно активным это движение было в Николаевском уезде (села Большой и Малый  Красный Яр, Озинки,  Макарьево, Грачи, Натальино, Сухой Отрог, Березовый Яр, Аннин Верх, Росляковка, дер. Озерки, Никольская, Чирковка), Самарском уезде (села Луговая Александровка, Покровское, Новые Костычи, Кашпирские Хутора, дер.Троицкая) и Ставропольском уезде (села Нижнее Санчелеево, Выселки).

М.Гребнев, проанализировавший материалы лишь по селам Натальино, Кашпирские Хутора, Новые Костычи, Выселки, Большой Красный Яр и Луговая Александровка, отмечал, что в этих селах  всего хотело отписаться в раскол 690 семейств при 3113 душах – цифра для губернии гигантская. В остальных селениях количество желавших отписаться в раскол  неизвестно, указывал он. [42, с.135]

Старообрядцы, как правило, подавали прошения, в которых объясняли властям, что фактически пребывали в старой вере и теперь хотели бы официально числиться раскольниками. Один из первых таких случаев имел место в с.Натальино Николаевского уезда.  Крестьяне села находились в крепостной зависимости от помещика Давыдова. 8 февраля 1862 года крестьяне официально освободились от крепостной зависимости и стали временно-обязанными.    Сразу же они захотели освободиться и от официального духовенства. Современник описывал ситуацию следующим образом: «Довольно нам было истязаний, - говорили натальинцы, - и ссылали нас в другие вотчины, и били, и увечили без милосердия, когда были барскими; ныне стали свободны, не желаем слушать увещаний духовенства, каких довольно наслушались в барщинское время».[42, с.129] Первым публично заявил о своем нежелании принадлежать официальному православию крестьянин Никита Иванович Попредкин. Он первый запретил крестить в  храме появившегося в семье младенца. Вскоре у него появились последователи: Тимофей Амелькин, Михаил Городнов, Матвей Гусев, Мануил Лехин. Попытки местного священника «вразумить» крестьян,  успехом не увенчались.  М.Гребнев дает  довольно яркое описание этих событий. «Объяснения священника с прихожанами, явно уклоняющимися в раскол, ни к чему не привели, - пишет он - «Мы издавна такие, - говорили последние, - а принадлежали к церкви по страху от господина (помещика) и пременяли свой закон нужды ради». Из частных объяснений того же священника с некоторыми из них обнаружилось, что они держались поморского толка Данилы Викулова, - безпоповщины, нарекали православие ересью, а потому не должны были ни принимать увещаний от православных священников, ни слушать их толкований о вере».[42, с.130-131]   В июне 1864 г. натальинские поморцы подали через станового пристава прошение на имя Губернатора, в котором просили отписать их от официальной церкви и официально записать поморцами брачного толка. По требованию епархии было начато уголовное расследование в отношении зачинщика Попредкина. Уголовная палата не нашла в действиях Попредкина большого криминала и передала его на увещание духовного начальства. Это укрепило крестьян села в их намерении. Епархиальное начальство, считая, что власти идут на поводу у старообрядцев, потребовало от гражданских властей закрыть в селе «раскольничьи моленные», службы в которых совершались открыто, и направило сообщение о событиях в с.Натальино в Святейший Синод. Синод просил Губернатора сообщить, какие меры приняты против «вожаков раскола», а местному благочинному предписал продолжить увещевания старообрядцев. Одновременно Синод донес о недостаточно активных действиях местных гражданских властей Министерству внутренних дел. Министерство, в свою очередь, затребовало объяснений у Губернатора. Вся эта переписка тянулась до конца 70-х гг. XIX столетия, и, в конце концов, сошла на нет.  Несмотря на все предпринятые официальной церковью меры, успехов по обращению старообрядцев достичь не удалось. В конце 80-х гг.XIX в.  «Самарские епархиальные ведомости» писали, что в тех селах, где старообрядцы хотели официально отписаться от принадлежности к господствующей церкви, «раскол не уменьшался, а можно сказать – скорее приобретал силу и значение, по крайней мере в действиях своих вожаков высказывал явное пренебрежение к православной церкви».[43, с.203]

 После выхода Манифеста 1861 г. об отмене крепостного права началось брожение и среди старообрядцев села Нижнее Санчелеево Ставропольского уезда. Они решили, что теперь  вправе поставить вопрос об официальном признании их староверами. Первыми подобное прошение подали руководимые Матвеем Калабурдиным новоспасовцы. В своем прошении, поданном в мае 1862 г. от имени сорока пяти семейств, старообрядцы писали: "С издетства семейства наши состоят в секте спасова согласия, но по духовным росписям мы числились по настоящее время в православии, а потому, составив семействам своим имянной список и препровождая его к Вашему Высокоблагородию, имеем честь покорнейше просить отослать оный в Ставропольский земский суд для учинения распоряжения об отчислении нас с семействами от православия и присоединении нас к секте спасова согласия, чтобы нам более не относиться к духовенству великороссийской церкви с требами, которыя нами будут исполняться, согласно с теми правилами, какия установлены Святыми отцами".[23,с.87] Прошение было передано благочинному, а от него - епархиальным властям. В сентябре 1864 г. началось дознание. А тем временем, в феврале 1864 г., старообрядцы села вновь обратились с прошением - теперь уже к Губернатору. В нем они писали: "Отцы и деды наши с давних времен, а сколько тому лет прошло - и не припомнить, состояли в расколе спасова согласия… Не желая быть более лишь под личиною православия и в притеснении местных священноцерковнослужителей, мы прежде всего, с общего согласия поименованных при  сем списках одножителей, решились исполнять лишь установленные нашею верою обряды. Ныне, возъимев смелость объяснить о сем Вашему Превосходительству, покорнейше просим сделать зависящее от вас распоряжение… об отчислении нас, поименованных в списке, от православия в спасову веру (толк), по которой мы и будем исполнять наши обряды." [23, с.88]

Это дело и сходные с ним дела "об уклонении из православия в раскол" жителей сел Новые Костычи, Натальино и т.д. получили большой резонанс. Материалы были переданы в Святейший Синод и в Министерство внутренних дел. Первоначально гражданские власти спокойно отнеслись к просьбам старообрядцев, но затем, по настоятельным просьбам сначала местного преосвященного, а затем Синода, было решено отказать в прошении, а в отношении инициаторов возбудить уголовное преследование. Местным священникам было приказано предпринять все возможное для возвращения старообрядцев в лоно официальной церкви и выявления зачинщиков. Местный священник Д.Самосатский сообщает епархиальным властям, что зачинщики, ведущие «раскольничью пропаганду» - это Долголаптев, Ржадеев, Тамбов, Богданов и Калабурдин.  В декабре 1864 г. Д.Самосатский жалуется епархиальному начальству, что результаты от увещеваний, проведенных им самим и его отцом, ничтожны, а причину своих неудач он видит в пропагандистской деятельности старовера Долголаптева. Переписка Д.Самосатского с епархией продолжалась более пятнадцати лет. Наконец, в донесении от 1 июня 1878 года Д.Самосатский попытался подвести итоги своей неудачной деятельности по обращению староверов. Он жалуется на ослабление контроля за «раскольниками» со стороны светской власти и на возрастающую пропаганду «раскола» со стороны «расколоучителей», предлагает улучшить внешнюю сторону богослужения (ввести чинное пение, понятное чтение), а также организовать в селе постоянно действующий миссионерский стан. [43, c.201] Но поскольку весь Ставропольский уезд был «раскольничьим», проходивший вскоре после этого съезд уездного духовенства признал необходимым учредить миссионерский стан хотя бы на уезд в целом. 

В июле 1863 г. старообрядцы села Кашпирский Хутор Самарского уезда подали прошение Губернатору, в котором  писали:  «Мы, просители, с давнего времени состоим в старообрядческой вере, приемлющей австрийское священство, и исправляем все свои требы своими священниками. Ваше Превосходительство, о давней принадлежности наших семейств к расколу известно не только нашему приходскому священнику, но и местному благочинному, которые могут это подтвердить».[40, с.109] Далее они просят внести их имена «в раскольничьи книги, имеющиеся при земской полиции»[40, с.110] и отвести для них отдельное от православных кладбище. Прошение это написал одним из руководителей старообрядцев Малахием Бердниковым от имени Ивана и Михаила Малкиных, Игнатия Васильева и других. В это же время Губернатору было подано еще одно прошение, написанное от лица тех жителей села, кто не был старовером по рождению. В нем говорилось:  «Мы, просители, состояли (может быть, числились) в великороссийской церкви, от которой желаем отписаться вместе с семействами своими, - треб в ней мы больше совершать не будем, - причина тому с нашей стороны правильна и законна, так как с рождения нашего родителями своими научены креститься, как и дети наши, двуперстным крестом, имеем старопечатные книги, существовавшие еще до патриарха Никона. А потому с настоящего времени исповедуем веру старообрядческую, приемлющую австрийское священство, в которой все касающиеся нас требы можем исправлять и исправляем при помощи своих священников, - что известно нашему приходскому православному священнику».[40, с.110] Далее в прошении содержится просьба включить просителей и членов их семей в списки  раскольников. Прошение написано Малахией Бердниковым от имени Салямина, Зяблова, Землянского и других, Бердников же расписался и  за неграмотных.  Всего желающих отписаться от господствующей церкви было 149 человек.

В 1864 г. в с.Луговая Александровка Самарского уезда крестьяне   Петр Мордашев и Григорий Стапанович Вершинин подали на имя Губернатора «Составленный поимянный список находящимся в селе Александровке, Самарского уезда, обывателям поповщинского толка за минувший 1863 год», и ходатайство о причислении к раскольникам. Пожелали отписаться от официального православия «46 семейств при 193 душах». [40,с.106] Приходской священник П.Кандалинский, от которого епархиальные власти потребовали объяснений этого инцидента, объяснил все крайней невежественностью «раскольников». В «Самарских епархиальных ведомостях» так описываются причины, побудившие александровских поповцев отписаться от официального православия: «Отцы и деды наши содержали эту веру, - говорили александровские поповцы, - да и нам приказали быть в ней неизменно».[40, с.105] По требованию епархиальных властей священник Кандалинский регулярно пытался «вразумлять»  старообрядцев, однако, как писал он  в своих донесениях в епархию, на все увещания старообрядцы отвечали: «Много умнее нас пошли в эту веру, а нам глупым и Бог велел. Если будут гонения на нас, мы будем терпеть их». [40, с.106] «Самарские епархиальные ведомости» пишут: «В другой раз они выразились еще энергичнее: «На что решились, то и должны творить; что будет другим, то и мы будем терпеть…».[43, с.199] Более того, и здесь отмечаются случаи перехода в староверие тех, что не был старовером по рождению. Таких случаев в период только с 1864 по 1866 г. в Луговой Александровке было около тридцати.[43, с.201]

В целом, в период 1860-1870 г.г., старообрядцы стали действовать гораздо более активно. Возникают новые моленные, зачастую они действуют почти открыто, а запечатываются лишь после неоднократных обращений приходского и епархиального духовенства к гражданским властям. Так,  М.Гребнев приводит данные о существовании моленных в домах крестьян И.Е.Кондратьева и Кирпичникова (с.Большой Красный Яр), Х.Н.Зеленцова, Т.и И.Никитиных Ерошкиных (С.Озинки), [44, с.147], в усадьбе крестьянки Резеповой (д.Луговая Александровка).[43, с.199]   «Самарские епархиальные ведомости» сообщают о существовании старообрядческих моленных в домах крестьян Саврушской слободы Бугурусланского уезда Терентия Парфеновича, Парфена Филипповича и Даниила Ивановича Шилинцевых.[45, с.429] По сведениям П.В.Половинкина, в Сызрани моленные существовали в домах купчихи Клавдии Ермасовой, а затем Ивана Семеновича Старцева.[46]  В Балаково моленная существовала при доме купца Анисима Михайловича Мальцева.[39, с.1196] В Николаевске в 1870 г. было возбуждено дело по факту обыска в беглопоповской моленной, которая была устроена в доме николаевского мещанина Николая Еремина. Во время обыска застали беглопоповского иерея Семена Лебедева, совершавшего литургию. В моленной был устроен алтарь с престолом, на службе было более трехсот человек.[47, с.151] В староверческой деревне Антеевка Самарского уезда с начала 60-х гг.XIX в.действовала моленная, в которую съезжались старообрядцы окрестных сел и деревень: Студенца, Гремячки и других.[38, с.181]

Известны случаи совершения старообрядцами в открытую крестных ходов.[44, с.197]

К этому же периоду относится появление первых сведений об избрании старообрядцев на выборные должности. В этом смысле интересную картину представляет информация, публикуемая в ежегодных изданиях Самарского Губернского Статистического Комитета – Адрес-Календарях и Справочных книжках Самарской губернии.  В этих сборниках были даны поименные списки всех лиц, занимающих должности, в том числе, выборные, во всех губернских, уездных и городских государственных органах и общественных организациях.

В 1864-1865 гг. были сформированы первые представительные органы. В Адрес-Календаре на 1865 год в списках гласных первого состава впервые сформированного Самарского Губернского земского собрания мы видим двух старообрядцев белокриницкого согласия: от Самарского уезда – самарского купца Ивана Львовича Санина, от Николаевского уезда – балаковского купца Ивана Ивановича Заслонова. Оба они – не только успешные предприниматели, но и активные деятели белокриницкого согласия, устроители и попечители белокриницких моленных. В списках гласных Самарской городской Думы – имена И.Л.Санина и его единоверца, самарского купца Ивана Селиверстовича Пензина. Имя И.Л.Санина встречается также в списках почетных мировых судей от Самарского уезда.[48]

В с.Красный Яр на должность волостного старшины в 1869 году был избран старообрядец Филиппов, хотя приходский священник и указывал, что это противоречит циркуляру МВД 1862 г.  В 1870 г. волостным старшиной Нижнесанчелеевской волости и также был избран старообрядец. [44, с.203]

Что касается процессов, происходивших внутри старообрядчества, то здесь необходимо отметить две тенденции, которые станут определяющими для старообрядчества Самарской губернии  вплоть до 1917 г.

Во-первых, это укрепление и значительный численный рост белокриницкого согласия, причем не только за счет беглопоповцев, но и за счет беспоповцев и прихожан официальной церкви.

«Толк австрийского священства вообще сильно распространился в то время», - отмечает М.Гребнев.[40,с.108]  К середине 60-х г.г. XIX в. во всех городах губернии и во многих селах уже были священники Белокриницкой иерархии. В этот же период по инициативе архиепископа Московского Антония Шутова была учреждена Самарско-Саратовская епархия Древлеправославной Церкви Христовой, приемлющей священство Белокриницкой иерархии.[20, с.249] 

Все это привлекало к белокриницким представителей иных согласий и толков. Так, уже в начале 60-х г.г. белокриницкие начетчики с.Кашпирский Хутор Иван Яковлевич Сочков и Кондрат Федоров «увлекли большинство или даже всех спасовцев села Кашпирского в австрийский толк», отмечает М.Гребнев.[40, с.109] В результате спасовцы, хлопотавшие в 1863-1864 г.г. от отписке  от православия, просили причислить себя не к спасовцам, а «отписать  в раскол австрийского толка». [40, с.108]

В пригороде Ерыклинск в 1868 г. крестьянин Василий Исаев и белокриницкий иерей Никифор Ковшов «довели численность раскольников села, едва достигавшую 46 душ,   до 200 душ»[25, с.878], и с тех пор,  отмечают «Самарские епархиальные ведомости», раскол непрерывно усиливался,  и в 1871 г. насчитывал в своих рядах уже 413 человек.[25, с.878]   

Вторая устойчивая тенденция – продолжающееся разделение в среде поморцев, появление все большего числа последователей брачного толка. Как правило, дискуссии о допустимости  бесссвященнословного брака начинались внутри старопоморских общин, в результате появлялось некоторое количество сторонников брака. Затем происходило разделение общин,  и в одном селении появлялись одновременно поморская община брачного толка, и старопоморская община, не признающая брак. В 60-е гг. XIX в. среди поморских общин Самарской губернии преобладали безбрачные, но процесс становления поморских брачных общин уже шел и с каждым годом набирал силу.

Продолжается оформление часовенного согласия. В этот период наблюдаются попытки часовенных как-то осмыслить свое беспоповское существование, дать ему обоснование. Происходит сближение взглядов часовенных и поморцев. От поморцев часовенных отличало, главным образом,  причащение оставшимися от благочестивых иргизских отцов запасными дарами.