Рождественским постом, 13 декабря 1870 года, у камельгинского кре­стьянина-старообрядца Ивана Хоботова родился сын.

В тот день старообрядческая церковь отмечала память пяти мучени­ков: Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста. Поэтому ребен­ка окрестили в честь одного из них редким именем - Евстратий. В пере­воде с греческого оно означает «добрый воин».

Святой Евстратий жил в Армении в эпоху римских императоров Ди­оклетиана и Максимиана, известных кровавыми гонениями на христиан. За веру свою и открытое исповедание ее Евстратий лишен был воинско­го звания (службе он отдал 27 лет) и подвергся жестоким истязаниям. Но остался тверд и непреклонен. Правитель Армении и Каппадокии Агри-колай намекал святому: принеси ты, мол, жертву идолам только для вида, чтобы народ уверился, будто ты тоже язычник. А там молись, как хо­чешь. Симпатичен ты мне. Ничего я тебе не сделаю... Но Евстратий отказался. В тринадцатый день декабря он был казнен - брошен в раска­ленную печь. Но чудо: огонь не повредил ни единого волоса на его теле.

Маленький Евстратий из Камельгина пошел по стопам отца и тоже занялся крестьянским трудом. В армии он служил ратником ополчения. В 1911 году Евстратий Хоботов принял духовное звание. Он был руко­положен во священника к Никольской церкви села Поречье Малояросла-вецкого уезда (теперь - района). Это был самый красивый старообрядчес­кий храм в губернии. Он и сейчас цел. Стоит среди села, как обветшалый корабль, выброшенный штормом на берег и давно покинутый командой... У отца Евстратия в семье было пятнадцать детей. Семеро умерли во младенчестве. Четверо сыновей священника провоевали всю Великую Отечественную, от начала до конца. Жена имела орден «Мать-героиня» второй степени. А прослужил священник в Поречье почти двадцать лет. Потом, когда во всю мощь развернулась борьба против русской духов­ной культуры и ее вековых традиций, церковь в селе закрыли. Это было в 1930 году. Предлог: мало верующих осталось, всё кулаки, в четырех вер­стах, в деревне Семкино, стоит еще одна старообрядческая церковь, а больницы нет в радиусе двадцати верст.

Требования об упразднении храма были «массовыми». Даже поре-ченские пионеры собрались на собрание и постановили: «Требовать зак­рыть церковь и оборудовать в ней больницу». Взрослые думали попра вить и хозяйственные дела: на вырученные с продажи церковных ценно­стей деньги купить трактор и прочую технику для колхоза. Среди бумаг о закрытии храма хранится в государственном архиве Калужской облас­ти рисунок от руки: кто-то бегло набросал план церкви, прикинув, где что разместить. В алтаре - операционную, в настоящей - палату, в тра­пезной - кабинет врача, перевязочную и т.д.

Когда дошло до дела, на реке прорвало плотину - и брешь решено было заделать широкими иконами. Приладили их, да сорвало водой... Все ценности, ковры, утварь - изъяли. Рассказывают, один безбожник залез тогда на престол с ногами, штаны снял и опорожнился. Прошло немного времени, бац - рак горла. Так и прозвали его в селе Хрипатым...

Весной 1930 года отец Евстратий покинул Поречье. Его перевели в другой старообрядческий приход - в деревню Горбатово, что недалеко от Износок. Священник поселился там на квартире у одного прихожани­на. Его семья осталась в Поречье.

В том же 1930 году возбудили первое дело на отца Евстратия. В Вя­земский оперсектор ОГПУ кто-то подкинул «сведения», что горбатовс-кий священник ведет антисоветскую агитацию. Последовал арест. Обви­нение гласило, что отец Евстратий, «будучи враждебно настроен к совет­ской власти, систематически занимался антисоветской деятельностью с той целью, чтобы вызвать вражду к существующему строю среди насе­ления и подорвать устои советской власти».

Отец Евстратий ни одного обвинения не признал и «существенного по делу ничего не показал». В конце марта 1931 года дело Хоботова отправили для внесудебного разбирательства в тройку ОГПУ. Слушалось оно 23 мая. Отец Евстратий получил три года ссылки в Северный край. В конце июня ему предложили за собственный счет в трехдневный срок выехать в город Котлас (Архангельская область).

Семью священника в Поречье раскулачили, отобрали дом. Жить при­шлось в бане.

В 1933 году отец Евстратий досрочно освободился от наказания как инвалид. Он вернулся на родину и поселился в деревне Дворцы, непода­леку от родного Камельгина. Здешняя старообрядческая церковь еще действовала. Но одного священника во Дворцах уже арестовали, другой, вернувшийся после трехлетнего заключения, умер от менингита.

Через два года у Хоботова отобрали дом, сарай и амбар. Отец Евстра­тий переехал на квартиру к одному из прихожан. Было священнику тогда шестьдесят пять лет. Где-то в это время, в середине тридцатых, закрыли и церковь в селе, устроив в ней клуб.

Чтобы чуть-чуть ощутить себя в атмосфере того времени, достаточно полистать подшивки газет. Вот калужская «Коммуна» за 1937 год. В за­щиту религии - ни слова. Впрочем, эти выдержки не нуждаются в ком­ментариях.

«Десятки миллионов трудящихся нашей страны освободились от ре­лигиозного дурмана. В основном это результаты освобождения от гнета и эксплуатации, результаты ликвидации эксплуататорских классов, для которых религия была выгодна. Трудящимся нашего социалистического общества религия не нужна».

«В связи с введением новой конституции (1936 год. - В.Б.) церковники пытаются использовать расширение советской демократии, чтобы усилить свое контрреволюционное влияние на отсталых трудящихся. Кое-где цер­ковники требуют открытия церквей, беспрепятственного разрешения крест­ных ходов и т.д. Церковники ведут разлагающую агитацию, готовясь к пред­стоящим выборам советских органов (имеются в виду выборы 12 декабря 1937 года в Верховный Совет СССР. - В.Б.)... Враги используют религию, так как всякая религия по своему содержанию враждебна социализму».

«Все, кто еще не порвал с религией, должны понять, что их религиоз­ные предрассудки используют классовые враги, бешено борющиеся про­тив коммунизма, против счастливой, радостной жизни народов нашей страны. Религия является примером вредительской контрреволюцион­ной, подрывной деятельности классового врага. Организации безбожни­ков, все культурно-просветительские и другие учреждения обязаны вес­ти антирелигиозную работу, терпеливо разъясняя верующим вред рели­гии, помогая им порвать с ней».

После закрытия церкви отец Евстратий служил по домам, когда при­глашали крестить ребенка, повенчать. В марте 1937-го на его квартиру нагрянула медкомиссия проверять «санитарные условия». Священник ютился в двух «душных комнатах», одна из которых площадью всего три квадратных метра. Не ускользнул от внимания проверявших железный бак для крещения, слегка поржавевший где-то и поэтому, по мнению ко­миссии, «пришедший в антисанитарное состояние».

Закончилась проверка тем, что отца Евстратия предупредили: если он будет дальше священствовать - загремит под суд.

То было лишь начало...

Дочь священника Клавдия активно участвовала в деревенской само­деятельности. Репетиции проводились в бывшей церкви. Сцена была устроена в алтарной ее части. В деревенский театр Клавдию влекли не актерские задатки, которые, кстати, были, искали выхода - она боялась за отца. Его могли обвинить, дескать, запрещает, и забрать.

В один день, когда Клавдия собиралась на репетицию, отец попро­сил:

- Не ходи.

В эту минуту он сидел у печи и расщеплял ножом полено.

- Надо.

Отец рассерженно застучал поленом о кирпичную кладку печи:

- Не ходи!

Дочь не послушалась. Она считала, что вести себя как все - безо­пасней.

То был один из редких случаев, когда отец выходил из себя.

26 марта 1937 года один из бдительных граждан деревни написал в управление НКВД донос на Хоботова: «Сообщаем вам, что у нас во Двор­цах проживает поп Хоботов Евстратий Ив., который нарушает законы. Церковь закрыта, но он проводит службу в отдельных домах, для чего собирается много людей. Это говорит за то, что он имеет производство (автор хотел сказать, что священник принимает от верующих пожертво­вания, которые, по его представлению, являются незаконным источни­ком дохода. - В.Б.). Мы обращались в райфо, но райфо ничего не пред­принимает в части обложения его подоходным». Далее следовал пере­чень старообрядцев, у которых отец Евстратий «службу проводил».

Донос этот стал поводом для «раскрутки» второго дела на дворцовского священника. Все по той же 58-й статье, хотя доносчик обвинял отца Евстратия не в политическом, а в экономическом «преступлении».

Получив паспорт, дочь священника Клавдия переехала в Москву. Когда она обустроилась в столице, нашла работу, дошел до нее рассказ, что люди, хотевшие уничтожить папу, потребовали, чтобы он собрал верую­щих и объявил, что Бога нет, что он их обманывал. Хоботов отказался, ответив, что верит в Бога и будет «так же страдать, как страдал Христос».

Вскоре в дом отца Евстратия пришли какие-то люди, один протянул маленькую, в половинку тетрадного листа, бумажку, исписанную ярко-красными чернилами.

- На обороте напишите: «Ордер мне предъявлен» - и подпись.

Отец Евстратий взял бумажку в руки. «Народный комиссариат внут­ренних дел Союза ССР, - прочел он большие черные буквы сверху, -Управление НКВД СССР по Московской области».

И ниже: «Ордер № 21986».

Красные буквы, похожие на языки костра. Красный цвет - цвет пожа­ра и крови...

Никакого контрреволюционного компромата пришедшие не отыска-ли.«При обыске обнаружено ничего не было, кроме церковных книг, 4 штуки которых уничтожены были на месте», - отчитывались они потом.

Отца Евстратия арестовали.

Обвинение выдвигалось то же, что и в прошлый раз: агитация, анти­советская пропаганда и т.п. Священник не признал вины. На допросе он пояснил, что сельчане, в том числе и из зажиточных, шли к нему с жало­бами на тяжелую жизнь, просили пастырского совета. И он, как духов­ный отец их, находил каждому слова утешения. «Я разъяснял, что каж­дая власть послана от Бога и мы должны переносить все тяготы и лише­ния».

- Мы располагаем неопровержимыми данными, что вы среди верую­
щих во время совершения религиозных обрядов вели антисоветскую аги­
тацию, - убеждал следователь.

Отец Евстратий ответил, что никакой агитацией не занимался. Он го­ворил людям, что все творящееся в стране идет по Святому Писанию. От этого никуда не денешься, так угодно Богу. Поэтому люди должны по-христиански терпеливо переносить все тяготы и смириться. Единолич­никам лучше вступить в колхоз, чтобы не платить тяжелых налогов. Все в деснице Божией: и власть, и судьбы стран, и жизнь человеческая...

Наконец дело было закончено. В нем имелись «неопровержимые ули­ки» - показания трех разных свидетелей. Все - против Хоботова. Один человек заявлял, что отец Евстратий высказывался в защиту расстрелян­ных «врагов народа» - мучениками их называл.

И бумаги на последнего дворцовского священника направились на рассмотрение тройки УНКВД.

25 ноября 1937 года состоялось заседание по делу Хоботова. Приго­вор - расстрелять.

Минула неделя с небольшим. 4 декабря в тюремной камере отец Евстратий встретил Введение. Так уж было, видно, суждено - не мог он умереть раньше... А 5 декабря, в день памяти убиенного в орде святого благоверного великого князя Михаила Тверского, дворцовский священ­ник был казнен... Успенская церковь во Дворцах, превращенная в клуб, как уже было сказано, сгорела в конце 1930 годов дотла. Причина пожара и точная его

дата не установлены.

* * *

Прошел 51 год.

Рождественским постом 14 декабря 1988 года Калужский областной суд реабилитировал Евстратия Хоботова по обоим делам. В действиях священника не оказалось состава преступления. К свержению и подрыву власти он не призывал, а разъяснял верующим положения Святого Писа­ния и его взаимосвязь с событиями в стране.

Есть и еще одно совпадение в трагической судьбе дворцовского свя­щенника. 5 декабря 1937 года было воскресным днем - днем, когда цер­ковь празднует воскресение Христово - событие, являющееся залогом будущей вечной жизни. Кроме того, ровно год назад, 5 декабря 1936-го, страна приняла новую конституцию, и день этот был объявлен всенарод­ным праздником.