Теперь постараемся найти ответ на второй вопрос: что стало со старообрядцами при большевиках?

Старообрядцы, как и представители других вероисповеданий, подверглись жесточайшим репрессиям. Видя в них «контру» и пособников белогвардейцев, большевики ссылали их на «стройки века» целыми деревнями. После смерти архиепископа Мелетия (Расторгуева) в 1934 г. на свободе оставался лишь один престарелый епископ Савва Калужский (еще в 20-е гг. белокриницкая иерархия в России насчитывала около 20 епископов). На территории РСФСР в 30-е гг. были истреблены все поморские наставники. Были уничтожены все монастыри, учебные заведения и общественные организации староверов всех толков.

Сталинское примирение с религией, позволившее Московской патриархии и исламу восстановить основные институты, коснулось старообрядцев в минимальной степени: белокриницким старообрядцам было позволено иметь епископа в Москве на Рогожке и было зарегистрировано несколько десятков приходов по всей стране; Высший Старообрядческий Совет Литвы, сохранившийся до войны, стал неофициальным центром нескольких десятков зарегистрированных общин поморцев, который даже трижды в советское время проводил виленские соборы для поморцев СССР. Легальное существование остальных согласий было сведено уже к совершенному минимуму.

Мученическая судьба православных, мусульман, протестантов, католиков нашла своих исследователей - страдания и протест старообрядцев против большевистских гонений еще ждут своего историка. Активное участие их в крестьянских восстаниях, бегство в глухие края Сибири, сопротивление коллективизации - обо всём этом ещё слишком мало известно. Достоянием общественности до сих пор стали, строго говоря, лишь отдельные факты, хотя и они порой поражают воображение. Чего стоит хотя бы описанное А.Солженицыным уничтожение войсками МВД с применением авиации и артиллерии в начале 50-х гг. поселений беспоповцев в сибирской тайге или смерть в заключении часовенных, отказывавшихся брать пищу из рук тюремщиков - антихристовых слуг. Один из последних могикан этой несгибаемой породы людей - Агафья Лыкова, подлинный живой символ неистребимой тяги простых русских мужиков и баб к свободе и достоинству.

Репрессии против старообрядцев были свирепы, но они были не менее свирепы по отношению к представителям и других вероисповеданий. Почему же старообрядцы к концу 80-х гг. оказались слабее, чем, скажем, баптисты? Ведь у старообрядцев был трагический опыт трёхсотлетнего сопротивления репрессивному государственному аппарату, свободолюбивый и демократический дух, традиции самоорганизации и самоуправления. Этому есть две причины.

Во-первых, старообрядчество во многом держится благодаря устоявшемуся традиционному быту. Именно в быту прививаются основные религиозные навыки, пение, любовь к чтению, совместная молитва. Быт воспитывает эстетические идеалы старообрядца: его любовь к иконе, красивому богослужению, своеобразному старообрядческому фольклору. Быт воспитывает моральные идеалы старообрядца - уважение к старшим, заботу о младших, взаимовыручку, честность.Быт - охранитель своеобразия старообрядцев благодаря системе норм в еде и одежде.

Во-вторых, религиозная жизнь старообрядцев не замыкалась в рамках семьи и храма, а распространялась на все сферы человеческой деятельности, особенно на трудовую и социальную. Высокий уровень социализации позволял создавать крепкие независимые социально-экономические структуры, крестьянские общины, предприятия, купеческие товарищества, которые объединялись в более крупные макроструктуры.

При всех режимах, преследовавших старообрядцев за их религиозные взгляды и религиозную практику, но не ставивших своей целью разрушение социальной структуры и быта, они успешно переносили дискриминацию и репрессии. Однако тотальное разрушение быта и социальных структур, проводившееся в течение 70 лет советской власти, роковым образом сказалось на старообрядчестве.

Уничтожение крупной буржуазии сразу же после революции, раскулачивание и расказачивание 20-х, коллективизация 30-х, борьба с частниками и укрупнение деревень губили древлеправославную веру больше, чем закрытие храмов и репрессии наставников.

К концу 80-х гг., когда гонения и ограничения религиозной жизни прекратились, старообрядчество напоминало разбитую вазу, осколки которой были разбросаны по всей России. Эти осколки представляли (да вообщем-то и сейчас представляют собой) несколько разнородных по своему характеру явлений.

Это и наиболее многочисленное “стариковское”, малообразованное, в основном крестьянское старообрядчество. Оно, как правило, формально не организовано, хотя старики могут и регулярно собираться на молитву. Молодёжь в этой среде практически поголовно отошла от религиозной жизни, хотя часто и сохраняет своё старообрядческое самосознание - крестят детей по-старообрядчески, в последние годы начинают венчаться, принимают участие в праздниках. Однако реальная духовная жизнь этой молодёжи глубоко оторвана от старообрядческой традиции. Тем не менее, в местах компактного расселения старообрядчества - например, в некоторых районах Нижегородской, Челябинской, Пермской областей, Красноярского и Алтайского краёв, Коми, Тувинской, Хакасской и Алтайской республик, старообрядческое общественное мнение и влияние уже сейчас становится важным фактором местной жизни, с которым вынуждены считаться районные, поселковые, сельские администрации. От православного духовенства Нижегородской и Челябинской областей нам приходилось слышать, что попытки создать приходы Московской патриархии в традиционно старообрядческих районах вызывают активное противодействие общественности и местной власти, находящейся под её влиянием. Среди наиболее крепких в вере крестьян-старообрядцев в Сибири до сих пор можно встретить принципиальных антиэтатистов, отказывающихся от пенсий. Программа чубайсовской приватизации в своё время дала целым деревням возможность продемонстрировать свои принципы отказом от ваучеров.

Другая форма существования старообрядчества - это немногочисленные функционирующие с советских времён зарегистрированные старообрядческие центры. Прежде всего это общины Московского Рогожского и Нижегородского Бугровского кладбищ (белокриницкое согласие), а также Архиепископство Древлеправославной Старообрядческой Церкви в Новозыбкове. При всей деградации старообрядческой жизни эти центры сумели сохранить основы религиозного учения и старообрядческой культуры. Однако легальное советское существование оставило на мировоззрении многих, кто принадлежал этим центрам, неизгладимый след. Среди них можно было встретить добрых советских патриотов, не за страх, а за совесть лояльных советской власти, с уважением и завистью относящихся к более удачливой старшей сестре - Московской патриархии - и не видящих большой трагедии в фактическом уничтожении старообрядческого образа жизни. Сохранив внешнюю культурную старообрядческую оболочку, такие люди потеряли древлеправославную духовную идентичность.

Наиболее неожиданно, что всё советское время сумели сохраниться, хотя и очень немногочисленные, городские образованные старообрядческие кланы, которые поддерживали какие-то эпизодические связи со старообрядческими центрами, но фактически жили автономно, сохраняя в семейном кругу религиозную жизнь. Представители этих кланов сейчас начинают принимать участие в жизни старообрядческих церквей и являются одной из наиболее многообещающих точек роста.

Уже с конца 80-х гг. стал формироваться, хотя и малочисленный, но образованный и деятельный слой неофитов, по происхождению не принадлежащий к старообрядцам и пришедший к ним либо после разочарования в Русской православной церкви, либо вовсе из безрелигиозной среды.

Во всех этих случаях при всём их своеобразии старообрядчество принципиально отличается от дореволюционного - религия ушла из трудовой, социальной и очень часто (учитывая ориентации молодого поколения) - из семейной жизни. Она стала, как у православных, частным, приватным делом.

Перспективы возрождения старообрядчества ныне упираются, кроме общих для всех конфессий, в ряд сложнейших проблем, которые в любом случае не могут быть разрешены быстро: это и потребность воссоздания конфессиональных хозяйственных и социальных структур, это и неизбежность каким-то образом адаптировать психологически (и даже физически) тяжёлые требования, предъявляемые к быту, это и необходимость найти формы работы с молодёжью.

Особые трудности старообрядческих согласий этим не исчерпываются. В советское время православие и ислам сохранили базу для нынешнего роста - правильную организацию религиозной жизни, кадры духовенства, учебные заведения. Существовала хотя бы минимальная информированность населения о них.

С другой стороны, протестанты и католики, которые были разгромлены большевиками не в меньшей степени, чем старообрядцы, сейчас имеют значительную поддержку из-за рубежа, откуда получают не только материальную помощь, но и кадры, литературу, им предоставляется возможность учиться у единоверцев на Западе.

Ни того, ни другого источника у старообрядцев нет (такие примеры, как участие Правительства Москвы в реставрации храма Св. Николая у Белорусского вокзала, являются единичными). У старообрядцев нет того потенциала, который большевики позволили сохранить православным и мусульманам. Из-за границы им тоже никто не поможет. Естественно, им возрождать свою веру труднее, дело идёт гораздо медленее.

В связи с этим можно вспомнить спор между сергианами и тихоновцами в 20-ые - 30-ые годы. Сергиане говорили: главное - сохранить церковные структуры, потом при более благоприятных обстоятельствах возродимся. Антисергиане утверждали: главное - не пойти на союз с советской властью, потому что это будет полное извращение веры. Старообрядцы оказались в ситуации антисергиан: если какие-то формы их существования и были признаны властью, то это настолько мало, настолько слабо, что и говорить - то особенно не о чем. Но именно поэтому у старообрядцев нет тяжкого балласта комунно- христианской симфонии: коррупции, навязанных КГБ порочных епископов и священников, позорной традиции сервилизма и хоронячества. Старообрядцам возрождать свою веру неизмеримо труднее, но их возрождение здоровее. Их судьба близка к тому пути, к которому призывали принципиальные противники симфонии православия и коммунизма - соловецкие исповедники.

Первые ростки возрождения старообрядчества уже заметны. Как это происходит? Пожалуй самый типичный путь - появление сравнительно молодого интеллигентного старообрядца в престарелой, тихо умирающей общине. Вспомнив о своих корнях, он бросает работу и становится священником, наставником или старостой. В качестве примера можно привести белокриницкую общину в Казани, которую возглавил авиационный инженер Геннадий Четвергов и в Саратове, настоятелем которой стал художник Георгий Гилёв, или поморскую в Сыктывкаре наставником которой стал банковский служащий Иван Сокерин.

Такие молодые энергичные люди довольно скоро прерывают процесс медленного затухания своих общин, в течении нескольких лет восстанавливают или строят храм (причём, как правило, без финансовой поддержки государства - собирают деньги среди старообрядцев или бизнесменов, вспомнивших о своём старообрядческом происхождении). В отличие от малограмотных стариков-священников, они привлекают в общину людей среднего и молодого возраста - вначале из старообрядческих семей, затем появляются неофиты, не имеющие старообрядческих корней. Прекрасно понимая, что без молодого поколения у старообрядцев будущего нет, они в первые же годы создают детские воскресные школы, начинают работать с дошкольниками.

Весьма знаменательно, что среди людей среднего и молодого возраста, приходящих в старообрядческие общины, велика доля людей с высшим образованием, часто они даже преобладают. Один из руководителей поморского согласия Алексей Хвальковский сказал нам при личной встрече: “Долгие годы наставниками становились почти исключительно малообразованные старики, а последнее время, почти все новые наставники - молодые интеллигенты”. И это объяснимо. Старообрядчество долгие годы сохранялось по традиции в полупатриархальной среде в сёлах и небольших городах. Сейчас весь патрирхальный потенциал в нашей стране практически выработан: сельская и рабочая молодёжь оторвалась от старообрядческой традиции. Увидеть её красоту, найти в ней истину скорее может человек с хорошим образованием, определённым культурным и интеллектуальным кругозором: чтобы вновь войти в старообрядчество, слишком многому надо учиться и слишком многое осмысливать.

Что же оказывается актуальным для современного человека в старообрядческой традиции, что вновь к ней притягивает?

Ответим на этот вопрос устами молодого белокриницкого священника Геннадия Четвергова: “Вы, никониане, скорее всего не знаете, что одна из главных добродетелей - достоинство христианина. Наша Церковь- церковь достоинства. В её основе принцип: не гнуться перед своими слабостями, перед обстоятельствами, перед властью, перед господствующими мнениями. Да, наша служба долгая и посты суровы, мы не привыкли либезить перед властью, мы отказываемся признавать нынешнюю подленькую мораль. Наша вера - для духовно крепких, мужественных людей. Они к нам и идут, а слабым и распущенным - скатертью дорожка в господствующую церковь”. Отец Геннадий несколько романтизировал ситуацию в старообрядчестве и принизил - в православии, но его слова искренни; очевидно, что, по крайней мере для некоторых, они объясняют причину возврата к древлеправославию.

При всей кажущейся архаичности старообрядчества в его духовных ценностях и присущих ему идеологемах есть вещи, способные привлечь наших современников. “Мужественность”, о которой говорил отец Геннадий, моральная стойкость - лишь одна из них. Актуально выглядит и старообрядческий патриотизм с присущей ему щемящей любовью к русской духовности, истории, культуре и, одновременно, презрением к власти и российским властным традициям.

И то, и другое иногда приобретает даже гротескные формы. Полуграмотный белокриницкий старик-священник в таёжном сибирском городке доказывал одному из нас в личном разговоре духовное присутствие антихриста тем фактом, что “Исторический музей антихристовым слугой Лужковым уже 25 лет закрыт - вот у людей даже возможности нет толком о Святой Руси-матушке узнать. Лужков этот никонианам храмы строит и деньги даёт, а людям правду узнать неоткуда. Никониане же, как у них положено властям служить, сейчас не Исусу Христу, а Лужкову молятся”.

Никакой официальной положительной политической идеологии у старообрядцев нет, однако после бесед с ними основное направление её очерчивается достаточно определённо. Прежде всего, это стойкий антикоммунизм. Однажды нам пришлось слышать спор двух старообрядцев о том, что такое членство в КПСС - ересь или смертный грех. Сошлись на том, что - и то, и другое. Как сказал отец Геннадий Четвергов, “что-что, а память у старообрядцев хорошая, и душегубство коммунистическое мы не забудем”. Разговор был перед вторым туром выборов, митрополит Алимпий только что разослал телеграмму, в которой призывал не голосовать за коммунистов. Отец Геннадий выразил по этому поводу лёгкое недоумение: “Не представляю, чтобы кто-нибудь из моих прихожан и без телеграмм стал за них голосовать”.

От потомственных старообрядцев часто можно услышать, как они с гордостью утверждают, что “в моём роду за все семьдесят лет советской власти членов КПСС не было”. Согласно социологическим исследованиям электорального поведения населения Нижегородской области в 2000 году, старообрядцы голосовали за коммунистов в 2 раза реже, чем все остальные жители области (8). В то же время выражения почтения к нынешней власти от них тоже редко услышишь. Типичное мнение: “Как для прошлых, так и для нынешних начальников люди ничего не значат”. Впрочем, они никогда от власти ничего хорошего не ждали.

Традиционная демократическая система отношений в старообрядчестве, возрождающаяся привычка к самоорганизации, опоре на собственные силы часто приводят к нестандартным решениям и постепенно начинают приносить свои плоды.

В одном областном сибирском центре староста старообрядческой общины (кстати сказать, кандидат наук), получив квартиру в центре города, разобрал принадлежавший ему по наследству дом, и община на свои средства постоила на его земле без всяких согласований церковь. Когда мы выразили опасения, что власти могут счесть такое поведение противозаконным, староста возразил: “Моя земля, какой хочу себе дом строить, такой и строю - хоть с куполом, хоть с крестом на куполе. Кого хочу, того к себе и зову - разве человек не может утром в воскресенье или в субботу вечером человек триста в гости позвать? Где такой закон? У нас в городе ксендз землю для костёла два года согласовывает - всё кадровые (кадровый - распространённое среди сибирских старообрядцев презрительное прозвище для всех представителей власти, от президента до паспортистки - авт.) его мотают, со мной этот номер не пройдёт”.

В этой статье мы сознательно абстрагировались, насколько это возможно, от различий между согласиями, стремясь выделить то общее, что присуще всему старообрядчеству. Но ставя вопрос о перспективах древлеправославной веры, это невозможно. Своеобразие отдельных течений в старообрядчестве заставляет обратить внимание на судьбы отдельных согласий.

Многие малочисленные согласия и толки - такие, как аристовы, рябиновцы, чашечники, дырники, - к нашему времени или исчезли вовсе, или представляют собой фактически этнографические группы, не имеющие регулярной организованной религиозной жизни. Наиболее радикальное беспоповское согласие - филипповцы - сейчас насчитывают около десятка полузаконспирированных малочисленных стариковских общинок. Немногим лучше дела в спасовском согласии. Самое многочисленное до революции беспоповское согласие - федосеевское - насчитывает не более 20 регулярно собирающихся на богослужение общин и не более 7 наставников и пока что не проявляет заметных признаков оживления. В состоянии стагнации - поповское новозыбковское согласие. Конечно, и в этих направлениях старообрядчества может произойти какой-то подъём. Но реальные основания говорить об определённых оптимистических перспективах есть сейчас относительно трёх согласий - белокриницкого, поморского и часовенного.

Белокриницкое согласие (Русская православная старообрядческая церковь- РПСЦ). В 1986 г., как раз в начале перестройки, главой (ныне митрополитом) был избран Алимпий (Гусев). За годы его служения число епископов возросло с двух до семи (из них в России - четыре). На территории России РПСЦ с 1999 г. разделена на 8 епархий, но четыре из них не имеют епископов и управляются икономами. Созданы три монастыря (один из них в России – женский Николо-Улейменский под Ярославлем). Открыто примерно 30 новых церквей, из них около 10 построено вновь (в том числе в громадные комплексы в Новосибирске, Ижевске, Барнауле), возведено в сан более 80 священников и дьяконов. Появился большой всероссийский детский летний лагерь подо Ржевом, открылись первые воскресные школы. В 1996 г. создано двухгодичное Духовное училище при Митрополии и старообрядческое училище прикладного искусства (однако из-за финансовых трудностей эти учебные заведение влачат жалкое существование и периодически прекращают свою деятельность).

В последнее время в РПСЦ наметилась тенденция сакрализации сравнительно недавней истории согласия XIX-XX веков. В 1997 г РПСЦ канонизировала митрополита Амвросия - основателя Белокриницкой иерархии. В 1998 г. Освященный Собор постановил канонизировать местночтимых старообрядцами священноиноков Константина и Аркадия, убиенных в 1856 г. и похороненных близ поселка Шамары в Екатеринбургской области. В церковном календаре Митрополии начали публиковаться подготовительные материалы к канонизации крупнейшего старообрядческого апологета XIX в., еп. Уральского Арсения (Швецова, 1840 - 1908). Митрополия собирает материалы для канонизации и других мучеников и страстостерпцев, пострадавших как от царских властей, так и от большевиков.

Официальные отношения с другими старообрядческими согласиями носят "покровительственный" характер: Освященные Соборы РПСЦ, наиболее материально благополучной старообрядческой церкви, с 1996 г. обращаются к старообрядцам других согласий с призывами к единству (что в конкретных условиях сегодняшнего дня означает присоединение к РПСЦ). Достаточно привычной стала такая практика, когда храм, принадлежавший некогда нынешней РПСЦ, передается по согласованию с нею другой деноминации, и наоборот ("рогожский" Покровский храм на Новокузнецкой ул. в Москве в 1990 г. передан общине беглопоповцев, а бывший поморский храм в Орехово-Зуеве - наоборот, общине РПСЦ).

Ослабление крепости вековых традиций привело в последнее время к возникновению внутри РПСЦ идейных течений, совершенно чуждых им (традициям). В конце 90-ых годов в РПСЦ неожиданно появилась шумная националистическая фракция, в основном состоящая из людей, не имеющих старообрядческих корней. Они создали в Москве общество «Справедливость» и ориентируются на националистические антидемократические светские круги, в частности газету «Завтра». В политическом плане лидеры этого движения пропагадируют идеи корпоративизиа и заявляют, что принципы политической организации аргентинского диктатора Перона (!) в наибольшей степени соответствуют старообрядческому менталитету. Радикальные националисты, чьим рупором служит эта газета разочаровались в «соглашательской политике Московской патриархии по отношения к продавшемуся Западу режиму Ельцина» и стали всячески обхаживать РПСЦ. Это течение вызывает резкое неприятие потомственной московской старообрядческой интеллигенции. Однако митрополит Алимпий не спешит отмеживаться от новоявленных старообрядцев, возможно рассчитывая ассимилировать хотя бы часть из них в старообрядческой среде.

С другой стороны, в старообрядческой среде появляются невиданные ранее экуменисты. Уникальным явлением внутри РПСЦ стало движение "Маренафа", созданное белокриницким священником Владимиром Туркиным. В начале 90-ых годов о. Владимир создал свою общину "старообрядцев всех согласий" в пос. Чульман (Якутия), а в конце 90-ых ещё одну такую же общину в Москве. О. Владимир активно участвует в экуменических контактах, в т. ч. в молитвенном общении, с протестантами. Он стремится организовать союз старообрядцев с евангелистами. О. Владимир в 1996 г. отправлен за штат руководством Митрополии, но утверждает, что у него есть сочувствующие среди старообрядческого духовенства и что сам епископ Силуян в 1996 г. был подвергнут временному запрещению служить за поддержку пропротестантских настроений в сибирской епархии РПСЦ.

Но у белокриницких есть порок, который практически отсутствует у поморцев и других старообрядцев: сохранившиеся со времён большевиков административно-хозяйственные структуры и аналогичная патриархийной “церковная общественность”. Этот народ, хотя и малочисленный и не оказывающий влияния на провинцию, изрядно ослабляет своей гнильцой центральное управление в Москве на Рогожке и может послужить серьёзным тормозом дальнейшего развития. Анархично настроенные общины по всей стране проявляют мало интереса к тому, что происходит в Москве, никто не может принудить их менять священников, посылать в Москву денег больше, чем они считают нужным, или вообще делать что-то, чего они не хотят. Однако слабость центра даёт себя знать: в частности, с возрождением монашества большие проблемы, реставрация храмов Рогожки, несмотря на помощь московского правительства, превратилась в многолетний долгострой.

Поморское согласие. Это наиболее умеренное, “либеральное” течение в беспоповском старообрядчестве ещё в конце прошлого века сильно уступало в численности и влиянии более радикальным федосеевцам. Однако с начала ХХ в. - как до революции, так и после неё - происходил и происходит массовый отток из федосеевского и других беспоповских согласий к поморцам. В настоящее время поморцы - наиболее многочисленное и влиятельное беспоповское согласие.

Первые признаки возрождения и омоложения поморской церкви проявились позже, чем у белокриницких - в середине 90-х гг. Где-то с 1993 г. появляются молодые интеллигентные наставники, первые воскресные школы и детские сады, начинается строительство моленных. Из около 50 официально зарегистрированных (незарегистрированных гораздо больше, но практически все они состоят из одних стариков) поморских общин порядка 20-ти сейчас бурно развиваются. С 1992 г. начинает функционировать рижское старообрядческое духовное училище, а с 1999 г. “Невская обитель” - курсы наставников при санкт-петербургской общине.

Многие авторитетные поморские наставники осознают невозможность восстановления в полном объёме всех прежних суровых требований, которые в прошлом веке предъявлялись к верующим, и идут на некоторую либерализацию церковной жизни.

Наибольшую проблему для этого согласия представляет организация центрального управления. У поморцев отсутствует церковная иерархия, до 1905 г. поморское согласие состояло из самостоятельных общин, центральных органов у них вообще не было. Только в 1909 и 1912 гг. в Москве состоялись I и II Всеросийские соборы христиан поморского согласия. В 20-е гг. большевики распустили всероссийские и региональные центры поморцев. Недолгая и канонически необязательная традиция централизации с трудом возрождается сейчас. Поморские центры в Литве и Латвии, в какой-то степени игравшие в послевоенное время координирующую роль, ныне оказались за границей.

С 1989 г. идёт сложный процесс создания центральных органов поморского согласия в Москве, но дело осложняется тем, что поморцы не имеют привычки финансово поддерживать центральные органы, и даже процветающие провинциальные общины не торопятся отчислять деньги в Москву (заметную роль также играет недоверие провинциалов к москвичам). К тому же у московских поморцев и московских центральных органов большие проблемы с помещением. В 1930 г. у них отобрали храм Воскресения Христова и Покрова Богородицы в Токмаковом переулке, где они обычно проводили общероссийские соборы и другие мероприятия. С тех пор они вынужены существовать в небольшой церкви на Преображенском кладбище, которую делят поровну с общиной Московской патриархии. Храм в Токмаковом переулке поморцам вернули несколько лет назад в плачевном состоянии. Реставрация из-за безденежья растянулась на несколько лет, средства, которые обещало московское правительство, практически не выделяются. В настоящее время готовится проведение Всероссийского поместного собора поморцев, с которым они связывают урегулирование многих проблем. Первоначально Собор намечалось созвать летом 1991 г., затем он несколько раз откладывался (сперва до 1999 г., а затем - "до начала третьего тысячелетия").

Сложность положения поморского согласия также заключается в постоянно тлеющем историческом конфликте между московско-поволжскими и северными общинами. Общины севера - республики Коми, Перми, Вятки, Петербурга, начавшей в 1998 г. возрождаться общины на исторической родине беспоповского староверия под городом Повенец в Карелии - отличаются большим аскетизмом, строгостью устава, эсхатологическими настроениями и большим антиэтатизмом. Поморцы Коми, например, и сейчас считают российскую власть, как и при царях, и при большевиках антихристовой. Общины Москвы, Самары, Астрахани и др. более либеральны в вероучительном плане и лояльны существующей власти, но официальной политической идеологии у поморцев нет.

Возрождение поморского согласия уже началось, но сейчас это только первые робкие шаги.

Часовенные. Беспоповцы-часовенные - согласие, почти не представленное в европейской России, их регион распространения - Урал и Сибирь (Пермская и Кемеровская области, Красноярский и Алтайский края , республики- Алтай, Тува, Бурятия, Хакасия). У них вообще нет традиций централизации, никогда не было своих учебных заведений и периодических изданий. Большинство этих общин не регистрируется и сохраняет традиционную неприязнь к государственным институтам. Это согласие и сейчас остаётся народным, крестьянским и стариковским. Тем не менее, их ещё слишком много и вера их слишком сильна, чтобы списывать их со счетов. Примечательно, что если белокриницкие и поморцы имеют тенденцию принимать интеллигентский, городской характер, то пока что редкие случаи омоложения общин часовенных связаны с хозяйственной деятельностью - созданием кооперативов и фермерских хозяйств.

За последнее время наблюдается улучшение экономического положения общин (особенно на Алтае и в Красноярском крае). Появились часовенные фермеры, поддерживающие на свои средства жизнь общин. В селах, поселках, районах, где часовенные составляют значительную часть населения, они фактически контролируют местную власть.

В большинстве своем уральские часовенные, в отличие от сибирских, отказались от социального эскапизма, участвуют в выборах, принимают правила гражданской жизни. В последние годы наметился приток молодежи из потомков часовенных семей, венчания и крестины вновь перестали быть редкими. Сохранились писцы, переписывающие древние книги. Объединяющим уральских часовенных делом вновь стали паломничества к святым источникам и почитание Китеж-града.

В среде часовенных спонтанно и сейчас возникают радикальные движения и представления. В последние годы вновь возникают апокрифы о явлениях Николы, Богородицы, предрекающих конец света. В среде часовенных Курганской области несколько лет назад возникла "община Параклитовой веры" (около 50 человек) во главе с некоей Домной, призвавшей отказаться от паспортов, документов и денег, не употреблять картофель, кофе и чай, проклявшей электричество и автомобили.

Часовенные с энтузиазмом приветствовали падение коммунизма, но в большинстве своем резко отрицательно относятся к нынешнему режиму.

Несмотря на явные первые признаки возрождения старообрядчества, трудно предположить, что оно сможет достичь предреволюционной многочисленности, богатства и влияния. Оно имеет шанс стать в будущем уважаемым, заметным, но малочисленным меньшинством. Однако влияние религиозной общины может быть больше её численности и богатства. Основные идеологемы, ходы мысли и религиозного чувства, проявленные старообрядчеством, продолжают существовать в русской жизни, в русской духовной и политической культуре.

Уже один раз в русской истории среди православных нашлись определённые силы, сроднившиеся со старообрядчеством. В 20-е гг. одно из течений катакомбного православия, возглавлявшееся архиепископом Андреем (кн. Ухтомским), фактически объединилось с белокриницкими старообрядцами. Катакомбные православные, оказавшись в условиях гонений, чувствовали свою идейную, социальную и психологическую близость старообрядчеству. Организационно и канонически их отношения могли складываться по-разному, но единство катакомбщиков и старообрядцев перед лицом репрессий - весьма знаменательный факт.