Дорога, провинция, холод,
Глухой городишко и грязь,
Гостиница за частоколом,
Колодец, навес, коновязь.
Иосиф грустит у порога,
Мария стоит у дверей,
Просясь на ночлег, ради Бога,
Который под сердцем у Ней.
***
Зажги свечу перед иконой,
Перекрестись.
Земная пажить с небосклоном
В одно слились.
Мы разорвали не ярма,
Не рабства цепи —
Лежит в развалинах страна,
В кощунстве — церкви.
Зажги свечу перед иконой,
Взгляни в окно:
Земная пажить с небосклоном
Слились в одно.
Расторгнуть крепость этих уз
Нам не под силу,
Камней святых не сбросить груз
На дно могилы.
***
Волхвы
Не каждому звезды
Загадкой светят,
Гордый не видит -
Мешает норов,
Кто проще, на рыбу готовят сети,
Уходят в леса,
Прячутся в норах.
Осколки разбитой вселенной -
Алмазы.
Звезды, что светят загадочно-четко.
Взором бездушия
Тайны не сглазить,
Ты не увидишь -
Узрят звездочеты.
Стой хоть всю ночь среди звезд
В карауле,
Гляди не гляди - все обыкновенно,
А эти
Из сонмища выбрали ту лишь,
Что свыше означена
Для Вифлеема.
Гремят колокольцы
На шеях у мулов,
Привалы,
Погонщики жгут костры,
И снова в пути - не зря им сверкнула
Звезда,
Чьи лучи горячи и остры.
Роются в небе астрологи
Смолоду,
До самых седин в них познания зуд,
А эти
Не ради корысти золото
И ладан со смирной Царю везут. ...
Рим в полудреме,
В пустых затеях,
Риму давно яма волчья вырыта.
Август на троне
Все августеет,
В далекой провинции
Власть у Ирода.
Пахнет двором постоялым,
Рогожею...
На перепись душ
Указание выдано,
И здесь, в Вифлееме, не по случаю
Тоже ведь,
Толпится народ от колена Давыдова.
Устали,
Мерещатся вина да яства
(Огонь камелька,
Да выспаться б в меру!),
А Богу - что проще:
Овечьи ясли
И свод закопченный
Пастушьей пещеры...
Не каждому звезды
Свет тайны дарят,
Двое в годах, один молодой —
Знают волхвы:
Не простым государем
Родился младенец под этой Звездой.
***
Прикоснулась женщина к одеждам
Тайно, но уверовав до слез,
Что воспримет Бог ее надежды,
От недуга исцелит Христос.
И в толпе шумливой, многоликой,
Что текла по улице, как водь,
Эту просьбу, трепетно-великую,
Услыхал, почувствовал Господь.
Сердцем Он услышал, как со стоном,
Преодолевая гнет земной,
К складке Его пыльного хитона
Прикоснулась женщина рукой.
Были в том к Нему прикосновеньи
Вера и Надежда, и Любовь,
то, что изгоняет тленье,
Отчего рождаемся мы вновь,
Отчего мы устремляем вежды
К небесам, от счастья не дыша...
Прикоснулась женщина к одеждам,
И оделась вечностью душа.
***
Храм мой на Нерли,
Сказочные Кижи.
Солнышко вдали
Ниже все и ниже.
Светлояра плеск,
Звонница Валдая,
Изумрудный лес,
Нива золотая,
Огонек в окне,
Небо в звездном рое
Это все во мне,
Это все со мною.
***
Торговцы
Божий день для них, как день, как выгода,
Как монет чеканных перезвон.
Сделали приход церковный выгоном,
Табуном шатаясь меж колонн.
Пятнами рассветными облеплено
Сборище менял обсело храм:
Торговать, менять на криле ветренней –
Свет застил маммоны истукан.
У него кошель в мохнатой лапе,
Барахлом навьюченный осел.
Голубей продал - и дело в шляпе,
Завтра канареек принесем. -
Обменяю драхмы на динары! –
(Ряд коронок блещет в яме рта...),
Тянутся вдоль паперти товары,
Упираясь в Царские врата.
Клирос слышен за кулисой где-то,
Дух молитвы где-то за стеной,
Но однажды Венценосец Света
В храм вошел рассветною порой.
... Гулкий свод от края и до края
Оглашает щелканье бича,
Из дверей менялы вылетают,
Торгаши взбешённые кричат
Треск лотков... купюры и монеты
Растеклись по мраморным полам...
В храм явился Венценосец Света –
Прочь с пути, маммоны истукан!
***
Блудный сын
Не ради молитвенного труда,
Не во имя Господней славы
Я свои раскидал года,
Родительский дом оставил.
Хмурился отец, мне вослед смотря,
Печалилась мать, невеста.
Я сел на корабль, поднял якоря –
Да здравствует неизвестность!
И вскоре в тумане исчез Пирей,
Растаял простор Эллады.
Влекли меня дали чужих морей,
Неведомых стран громады.
Я слушал туземных племен тимпан,
Под выкрики попугаев,
Входил в храмы инков и египтян,
Общался с культурой майя,
Высоких дверей обивал пороги,
Для женщин с небес доставал луну...
И если когда вспоминал о Боге,
То это когда с головой тонул,
Когда для игры не хватало карты,
Когда безысходность влезала в кровь.
И снова сияли камней караты,
Лишь карта в руке появлялась вновь,
И вновь для кумиров гремели трубы,
Росли на торгах дела.
Бесцельных годов разлагались трупы..
А где-то лоза цвела,
Кусты обрабатывал виноградарь,
Рыбак промышлял средь вод,
Сияла под солнцем моя Эллада
И Господа чтил народ.
Но я своих дней не хотел менять
(Молиться? Зачем этот труд еще?)
Но вспомнить о Боге пришлось опять,
Сменив звездный плащ на рубище,
Когда перед носом тупой мажордом
Захлопнул парадного двери,
Тогда и припомнился дальний звон
И мысли пришли о вере,
Тогда и блеснул тот забытый дар,
Завыла душа волчицей.
Последний камзол отнесен в ломбард,
И перстень у ростовщицы.
Сырая ночлежка, маркер-китаец,
Курильщиков опия гарь.
Два оборванца шары катают,
Над дверью скрипит фонарь.
Следы одиночества и разгрома.
Холодный пот проступил с лица:
Приснилась ограда родного дома,
Отец закалывает тельца...
***
Рыбак
Развесил Господний символ,
Что тебе Рима гром?
Рыбак галилейский Симон,
Именуемый Петром.
Ты будешь обложен данью:
В Голгофу вонзенный крест
Великим своим деяньем
Нести в отдаленность мест.
Язычества воздух приторный
Растает, как облака,
Падут на колени риторы,
Слушая рыбака!
И ты среди странствий дальних
Печалью покрытый лик
Омоешь слезой хрустальной
Под петушиный крик.
***
Ночь над Иерусалимом,
В лунном свете стынут плиты,
Лица зданий в мраке синем,
Словно оспою, изрыты,
Пыль блестит на стенах храма,
( Лампа сторожа горит).
До рассвета еще рано,
Ох, как рано до зари!
Окантованный кустами
Пруд застыл купелью звездной.
Ох, не скоро солнце встанет,
Долго будет стынуть воздух
Сад, ограда, синагога,
Спящий нищий у колонн.
Здесь вчера рукою Бога
Был калека исцелен.
У бревенчатой запруды
Фонари мерцают косо.
Этой улицей Иуда
Шел в преторию с доносом.
***
Рассвета острая полоска
Срезала сумрак с плоских крыш,
И зябко съеживалась тишь,
Скрипели двери и повозки,
Везли онагры на базары
Товар скудельный и плоды,
А из базальтовой гряды
Вставало солнце тусклым шаром.
И парус ставили с рассвета Генисарета рыбаки,
И на поля из-под руки
Смотрело, чуть прищурясь, лето.
Синела высь, тянулись дали,
И день тянулся не спеша,
Молчала совесть и душа,
И только голуби рыдали.
***
Плач
«... Звезда утренняя, зело рано воссияющая!»
«О трех исповедницах слово плачевное».
Смогу ли я выплакать эту печаль?
Бездонную пустошь заполню ли чем-нибудь?
Несите, ветра пустозерские, вдаль
О трех исповедницах слово плачевное.
Увяли цветы под дождями и грозами,
Ненастье в родной стороне.
Боярыня-свет, Феодосья Морозова,
Как быть сиротливому мне?
Куда мне уйти от нашествия грустного
На осиротевшей земле?
Княгиня-краса, Евдокия Урусова,
И ты за сестрицей вослед?
И ты, столбовая дворянка Данилова,
Мария, мой третий цветок...
Увижу ли ваши сырые могилы я?
О, если б я знал, если б смог...
О, если сумел бы заполнить хоть чем-нибудь
Ту пропасть без вас на пути...
О трех исповедницах слово плачевное,
Над Русью, над миром лети.
Земля, содрогнись!
Поколеблитесь, горы!
Померкни лучами восхода, заря!
Без вас, мои други, пустеют соборы,
Без вас алтари не горят.
Темно на Руси, опоясала чернь ее,
Без вас, мои светы, темно.
О трех исповедницах слово плачевное
Летит над плачевной страной
И небо от ужаса сжалось и сгорбилось,
Умолкла молитва вдали.
Три камня небесных, три звездочки горние,
При дочери русской земли.
Чему уподоблю вас — камню-магниту,
Что тянет железо к себе?
О, сколько сердец тех, железом облитых,
К своей привлекли вы судьбе!
Три солнышка ласковых истинной веры,
Не долго гореть вам пришлось на Руси.
Ликуют отступники, тешутся серой,
Трава после них — не расти,
Потом, после них, до небес вавилоны,
Пожары и дым до небес!
Цветы поцветут и головки наклонят,
Листвою осыплется лес,
Пустыней покроется берег у речки,
Веселый причал станет мрачен и гол,
И только святая лампадка и свечка
Сиять будут вечно, как Божий глагол.
О трех исповедницах слово плачевное
Несите, ветра пустозерские, вдаль.
С тобой, моя Русь, на поникшем плече твоем
Смогу ли я выплакать эту печаль?
***
Писание из Пустозерска
«...Не вем, не слышу и не ведаю - жива, не ведаю - скончали?»
Из письма Ф.Морозовой
Жива? Здорова ли? Не знаю...
Здесь, на конце пустой земли
Который раз уж пролетают,
Курлыча грустно, журавли.
Пусты леса, пусты озера,
А души? Ужели пусты?
Куда упали наши зерна —
На камень? В терния кусты?
Не вем, не ведаю, жива ли
Мой друг, надежда, радость, свет.
Перо с бумагой отобрали,
На всем анафема, запрет.
В потьмах царапаю лучинкой
И капли слез на бересте...
Присядем лучше, помолчим-ка,
Как на поминках о Христе,
Как на помине нашей веры.
Опять гусиный караван
Несет над тундрой блекло-серой
Печаль Руси за океан,
В туман, за просинь окоема,
А я без близких, без друзей,
Бездомный у родного дома,
Безродный родины моей.
Мне тараканы шепчут сказки,
Сверчки трезвонят сонмы песен.
Грядет апрель последней пасхой,
Зазеленеет тундры плесень,
Приедет сотник Лешуков
С приказом царского сената,
И будет выстроен из дров
Смолистый сруб рукою ката.
Так сыро в яме... темнота...
Так много дум, и блох довольно...
Души плененной мерзлота
Растает ли в Руси раскольной?
Тебя увижу ли когда,
Мой друг сладкоглаголивый?
Годов собралась череда,
На воздух бы, на волю их!
За годом год, пятнадцать лет
В прогнившем срубе черном...
На Волге вспыхнувший рассвет
Погаснет на Печоре
***
Три перста
А. Болотову
«...Беда велика в трех перстах сих, глаголют пророцы: зверь, змий и лжепророки являют в трех перстах сих».
Аввакум
Три перста — начало Нынешних времен,
Голые причалы,
Похоронный звон,
Государства руки
По краям креста,
А начало муки —
Эти три перста.
Пришлые, чужие,
Чтобы свет гасить,
Тот, что с Византии,
С Киевской Руси.
Тонкая диверсия —
Взорван дух, не плоть.
Было двоеперстие,
А теперь щепоть,
А теперь — пустыня
Не из пустяка:
Сбросила святыню
Правая рука.
Так на поле брани
В гуле канонад
Оставляет знамя
Дрогнувший отряд.
Скептики ощерят
Иронично рты: —
Экая потеря, Пальчики-персты
Будут эрудиты
Диспутом хлестать: —
Что еще за дикость,
Что за три перста?
Разве этим можно
Погубить народ?
Но волной острожной
Время подойдет,
Подойдет, наступит,
Как за полднем, ночь.
Будем воду в ступе
Нехотя толочь.
Будем ныть и думать,
Вглядываясь в мрак,
Отчего угрюмо?
Отчего все так:
Голод среди нивы,
Жажда при воде.
Нет альтернативы
Подлецам нигде,
Отчего разруха,
Отчего давно
Нет святого духа,
Хоть церквей полно?
Это, дорогие,
Оттого, что мы
Преклонили выи
Перед князем тьмы.
Оттого все это,
Оттого нам гроб,
Что мы черной метой
Окрестили лоб;
Оттого и звоны
Погребенья нам,
Что во время оно
Приняли обман,
Никонову прихоть,
А не Божий дар —
Оттого и лихо,
Голод и пожар.
Суховей клубится,
Гул стоит от драк —
Сбросила десница
Благодати знак.
Три перста на святцах —
Похоронный звон.
«Равенство и братство» -
Это все потом;
Визги Коминтерна,
Бериевский страх,
Но начало скверны
В этих трех перстах.
В этих пальцах, сжатых
Не no-Божьи, суть,
Нашей скорби жатва
Наш этапный путь,
Проволока, вышка,
Часовой на ней...
Но сначала книжку
Сочинит злодей,
Роковую «Память»,
Черные листы,
И взметнется пламя:
«Токмо три персты!»
И метельным прахом
Разнесет февраль
Волю патриарха,
Стужу и печаль,
И начнется дело
Ставленника тьмы,
Это после тело
Растерзаем мы,
Старый мир разрушим,
Чтобы ни следа,
Но сначала души
Выбьем из себя.
«Чтобы все крестились
Токмо три персты!»
По Руси носились
Вьюжные хвосты.
Ни жилья, ни корма —
Лишь трехпалый свист.
Вот и вся реформа,
Рационалист.
Да! Персты вот эти,
Эти образа —
Нынешние дети,
Мутные глаза.
Маркс и баррикады,
Новый Вавилон,
Крупные масштабы —
Это все потом.
Революций поступь,
Войн гражданских бред —
Это будет после,
Это напослед.
Смрад застойных будней,
Перестроек дни, —
Все придет, все будет,
Но сперва — они:
Три перста — увечье Богоданных риз,
Три перста — предтеча Веры в коммунизм,
Митинг одичалый,
Скорбная верста...
Но сперва, сначала
Эти три перста.
|
