Книжница Самарского староверия Пятница, 2024-Мар-29, 15:36
Приветствую Вас Гость | RSS
Меню сайта

Категории каталога
Поэзия, проза [16]
Писатели и староверие [13]

Главная » Статьи » Художественная литература » Поэзия, проза

Несмелов А. Протопопица. Поэма. Часть II

5

     И сбываются все протопопа слова:

     Еремей лишь сам-друг возвращается.

     Воевода Пашков разъяреннее льва,

     Палачами ж огонь разжигается.

     

     От огня же того у него не живут,

     Для гортани не олово ль топится?

     Вот уже палачи за строптивцем бегут,

     И бледней полотна протопопица...

      

     ...Вера прадедов сих, что утрачена днесь,

     Та, которой так жадно завидую,

     Что на небе всему воздаяние есть,

     Что награда идет за обидою.

     

     Что уж всё рассудил благодатный Исус,

     Кормчий праведных, парус кораблика...

     И уже на губах Аввакумовых вкус

     Бесподобного райского яблока.

     

     И готов протопоп: не само ли ему

     В рот-де Царство Небесное валится?

     Женихом он пойдет к палачу своему,

     Под топленый свинец ли, под палицу ль!

     

     Ибо знает: за краткий страдания срок,

     За кровавую смерти испарину,

     За откушенный перст, за прорубленный бок —

     Будут райские кущи подарены.

     

     Жаль жену и детей, но за подвиг его

     И семейство у Господа в почести,

     И он ждет палачей, не боясь ничего,

     В исступлении древле-пророческом.

     

     В сердце Марковны нет этой воли литой —

     Вся в слезах, опустилися рученьки:

     Пусть не примет супруг высшей славы святой,

     Лишь бы только не вышел он в мученики!

     

     Женской любящею, истомленной душой

     Рвется, ищет спасения милому,

     Просит только о том, чтобы Бог подошел

     И несчастье из жизни их выломал.

     

     И услышал Господь: воротил Еремей

     Палачей, заступиться торопится.

     Сколько яростных дней, сколько страшных ночей

     Ты осилила, протопопица!

     

      6

     

     В сумасшедшей Москве перемены опять,

     Мчит гонец, подгоняемый вьюгою.

     Из далеких Даур возвращается вспять

     Аввакум с ясноглазой супругою.

     

     И над долей его свет забрезжил иной —

     Разгорается слава, что зарево:

     Здесь встречают его умиленной слезой,

     Там обласкивают и одаривают.

     

     Отдохнуть бы теперь от битья да от троп,

     На которых под лямкою падали,

     Но замолк, но затих, заскучал протопоп,

     И суровые брови запрядали.

     

     И от Марковны та не укрылась тоска,

     И, когда он молчал да раздумывал,

     Подошедшей ея опустилась рука

     На большое плечо Аввакумово.

     

     И с опрятством к нему приступила жена,

     Как ладейка к утесу причалила...

     Наклоняясь к челу, вопросила она:

     «Господине, почто опечалился?»

     

     Тяжким взглядом своим отстраняя, гоня,

     Горько вымолвил другу он нежному:

     «Что, жена, сотворю? Вы связали меня...

     Не стоять мне за веру по-прежнему!»

     

     Отшатнулась жена: не одним ли путем

     Через дебри Пашковские хожено?

     Отставала ль она, не была ли при нем

     Ежечасно, как другу положено?

     

     «Боже милостивый! — ужаснулась она. —

     Что такое ты вымолишь, выискал?..»

     И молчал протопоп. И была тишина

     В их избе, где ребенок попискивал.

     

     И сказала жена, и супругу свою

     Протопоп не узнал на мгновение:

     «Аз ти вместе с детьми ныне волю даю

     И на подвиг благословение!»

     

     И шагнула вперед, и уже не дрожит

     Ее голос струною натянутый:

     «Если ж Бог разлучит, так о нас не тужи,

     Лишь в молитвах своих не запамятуй!»

     

     И умолкла она. И в волненьи таком,

     Что душа и пылала, и таяла,

     Протопоп Аввакум бил супруге челом,

     И супруга, подняв, обняла его.

     

      7

     

     И была эта ночь как руля поворот

     Для их лодочки легкой двухвесельной:

     С успокоенных вод в новый водоворот

     Он стремительно вновь перебросил их.

     

     Над тюрьмой земляной крыши белый сугроб,

     На оконце ржавеют железины:

     Закопали тебя, Аввакум-протопоп,

     В Пустозерске, а Марковну — в Мезени.

     

     Худ и наг протопоп, и его борода

     Серебром заструилась до пояса,

     Но могучей спины не сгибают года,

     И не может душа успокоиться.

     

     Он склонен над столом, и пера острие

     Слово к слову находит точеное.

     У руки же его, там, где тень от нее,

     Мышка бегает прирученная.

     

     «Божья тварь!» — и тепло заструили глаза

     На комочек на этот на бархатный...

     Полюбила тебя не за этот ли за

     Светлый взгляд горемычная Марковна?

     

     За уменье понять, улыбнуться светло,

     Пожалеть неуемного ворога,

     И за это любви золотое тепло

     Заплатила подружие дорого.

     

     Оторвали тебя, да и сам отошел, —

     Отстранило служение раннее, —

     И хоть пишешь письмо, и письмо хорошо,

     Но выходит оно как послание.

     

     И Петровича нет меж священных цитат:

     Что ни слово — опять поучение,

     Ибо ведаешь ты, что становишься свят,

     Что письмо — как Апостола чтение!..

     

     Облегчения нет от такого письма,

     Сердце чахнет и в горечи варится.

     Одиночество жжет. Опускает тюрьма

     Навсегда свою кровлю над старицей.

     

      --------------

     

     В Пустозерске ж глухом дымовые столбы

     Поднялися в весеннем безветрии...

     Не ушел протопоп от высокой судьбы,

     Вознесен на пылающий жертвенник!

     

     Зашипело смолье, и в рассветную рань,

     Сквозь огонь, в дымовые отверстия —

     То лицо, то брада, то воздетая длань,

     Исповедующая двухперстие.

     

     Харбин, 1938-1939

     

      Примечания

     

      Печатается по тексту отдельного издания (Харбин, 1939).

 

      В книге воспоминаний «Два полустанка (Амстердам, 1987) Валерий Перелешин пишет: «…Ко мне зашел Борис Юльский. Наскоро поздоровавшись, возгласил: — А вы знаете последнюю новость? О, вы не знаете последней новости! Арсений Несмелов перешел в старый обряд. Он уже переехал в их общину, отпустил бороду, крестится двумя перстами и роется в библиотеке… Дело разъяснилось, когда вышла поэма Несмелова «Протопопица» об Анастасии Марковне, жене протопопа Аввакума. Арсению было надо не только прочесть житие многострадального протопопа, но и пропитаться атмосферой раннего раскола, пафосом двуперстия, духом всей той эпохи» (с.57).

 

      «Виждь, слышателю: необходимая наша беда, невозможно миновать!» — цитата из «Жития» Аввакума, полностью отрывок выглядит так: «…писанное время пришло по Евангелию: "нужда соблазнам приити". А другой глаголет евангелист: "невозможно соблазнам не приити, но горе тому, им же приходит соблазн". Виждь, слышателю: необходимая наша беда, невозможно миновать! Сего ради соблазны попущает Бог, да же избрани будут, да же разжегутся, да же убелятся, да же искуснии явленни будут в вас. Выпросил у Бога светлую Россию сатона, да же очервленит ю кровию мученическою. Добро ты, дьявол, вздумал, и нам то любо — Христа ради, нашего света, пострадать!» («Житие протопопа Аввакума», М., 1979, с.53)

 

      «…Чу, на диких холмах человеческий топ, — / Полк стрелецкий к ночлегу торопится» — Несмелов начинает повествование об Аввакуме и его жене с момента, когда во время ссылки в Сибирь протопоп попал под власть енисейского воеводы Афанасия Филипповича Пашкова (ум.1664), получившего в августе 1655 года приказание отправиться во главе большого отряда стрельцов и казаков в Даурию, — так до начала ХХ века иногда именовали всю территорию Южного Забайкалья — «Таже сел опять на корабль свой, еже и показан ми, что выше сего рекох, — поехал на Лену. А как приехал в Енисейской, другой указ пришел: велено в Дауры вести — двадцеть тысящ и больши будет от Москвы. И отдали меня Афонасью Пашкову в полк, — людей с ним было 600 человек; и грех ради моих суров человек: беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет. И я ево много уговаривал, да и сам в руки попал. А с Москвы от Никона приказано ему мучить меня. (ук. соч., с.31), Аввакум сильно преувеличивает расстояние от Даурии до Москвы, на самом деле речь идет о 5-6 тысячах километров.

 

      «…У бесстрашного есть Аввакума жена, / Сирота из сельца из Григорова» — «Аз же пресвятей Богородице молихся, да даст ми жену помощницу ко спасению. И в том же селе девица, сиротина ж, беспрестанно обыкла ходить во церковь, — имя ей Анастасия. Отец ея был кузнец, именем Марко, богат гораздо; а егда умре, после ево вся истощилось. Она же в скудости живяше и моляшеся Богу, да же 17 сочетается за меня совокуплением брачным; и бысть по воли Божии тако» (там же, с. 23). Жена протопопа, Анастасия Марковна (1624-1710); в другой редакции «Жития» сказано, что мать Аввакума женила его, когда ему было семнадцать лет, Анастасии четырнадцать.

 

      «…Полетят Трубецкая с Волконскою» — Мария Николаевна Волконская (1806-1863), урожденная Раевская — жена декабриста князя Сергея Григорьевича Волконского, добровольно разделившая с ним ссылку. Графиня Екатерина Ивановна Трубецкая (1800-1854), урожденная Лаваль — жена декабриста Сергея Петровича Трубецкого, также последовала за мужем в ссылку в Забайкалье.

 

      «…Долго ль муки сея будет нам, протопоп?» — ср.: «Я пришел, — на меня, бедная, пеняет, говоря: "долго ли муки сея, протопоп, будет?" И я говорю: "Марковна, до самыя смерти!" Она же, вздохня, отвещала: "добро, Петровичь, ино еще побредем" (там же, с. 39).

 

      «…Сын его Еремей» — «Гораздо Еремей разумен и добр человек: уж у него и своя седа борода» (ук. соч, с. 42). Ср. также: «А велено ему, Афонасью, из Енисейскова итти в новую Даурскую землю с ратными людьми, которые к нему присланы. А в товарищах с ним велено быть сыну ево Еремею Пашкову и приискать в Даурской земле пашенные места со всякими угодии и в таких местах поставить остроги, и в тех острогах быть ему, Афанасью, и с сыном ево Еремием тамо воеводством до государева указу». (цит. по А. Н. Жеравина. Книга Записная. Вестник Томского государственного университета, т. 266, январь 1998 года.).

 

      «…И в Мунгальскую степь» — т.е. в Монгольскую.

 

      «…Воевода шамана потребовал в стан» — «Отпускал он сына своево Еремея в Мунгальское царство воевать, — казаков с ним 72 человека да иноземцов 20 человек, — и заставил иноземца шаманить, сиречь гадать: удастлися им и с победою ли будут домой? Волхв же той мужик, близ моего зимовья, привел барана живова в вечер и учал над ним волхвовать, вертя ево много, и голову прочь отвертел и прочь отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла. Беси давили ево, а он спрашивал их: "удастся ли поход?" И беси сказали: "с победою великою и с богатством большим будете назад". И воеводы ради, и все люди радуяся говорят: "богаты приедем!" (ук. соч. с.40)

 

      «…Да не сможете вы возвратитеся вспять» — А я, окаянной, сделал не так. Во хлевине своей кричал с воплем ко Господу: "послушай мене, Боже! послушай мене, царю небесный, свет, послушай меня! да не возвратится вспять ни един от них, и гроб им там устроивши всем, приложи им зла, Господи, приложи, и погибель им наведи, да не сбудется пророчество дьявольское!" (ук. соч., с.41)

 

      «…Еремей лишь сам-друг возвращается» — «Еремей ранен сам-друг дорожкою мимо избы и двора моево едет, и палачей вскликал и воротил с собою. Он же, Пашков, оставя застенок, к сыну своему пришел, яко пьяной с кручины. И Еремей, поклоняся со отцем, вся ему подробну возвещает: как войско у него побили все без остатку» — (ук.соч, с. 41).

 

            «Господине, почто опечалился?» — «Опечаляся, сидя, рассуждаю: что сотворю? проповедаю ли слово Божие или скроюся где? Понеже жена и дети связали меня. И виде меня печальна, протопопица моя приступи ко мне со опрятством и рече ми: "что, господине, опечалился еси?" Аз же ей подробну известих: "жена, что сотворю? зима еретическая на дворе; говорить ли мне или молчать? — связали вы меня!" Она же мне говорит: "господи помилуй! что ты, Петровичь, говоришь? Слыхала я, — ты же читал, — апостольскую речь: "привязался еси жене, не ищи разрешения; егда отрешишися, тогда не ищи жены". Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово Божие попрежнему, а о нас нетужи; дондеже Бог изволит, живем вместе; а егда разлучат, тогда нас в молитвах своих не забывай; силен Христос и нас не покинуть! Поди, поди в церковь, Петровичь, — обличай блудню еретическую!" Я-су ей за то челом и, отрясше от себя печальную слепоту, начах попрежнему слово Божие проповедати» (ук. соч., с. 46).

 

      «…Закопали тебя, Аввакум-протопоп / В Пустозерске, а Марковну — в Мезени» — «а протопопица и прочии на Мезени осталися все» (ук. соч., с.52). Мезень — город, расположенный на правом берегу реки Мезень, в 45 км от Белого моря, в 215 км к северо-востоку от Архангельска. В 1664-1666 в Мезени в остроге находился в ссылке протопоп Аввакум, после чего был отправлен в Пустозерск, древнерусский город 15-17 вв., у озера Пустое в низовьях Печоры (ныне территория Ненецкого а. о.), где с 1667 года Аввакум 14 лет просидел на хлебе и воде в земляной тюрьме, рассылая грамоты и окружные послания. По новейшим исследованиям, участь протопопа решил случай, когда сын Аввакума Григорий перемазал дегтем надгробие царя Алексея Михайловича; сын царя, новый царь Федор Алексеевич, в ответ на это казнил самого протопопа: 1 апр. 1681 г. Аввакум и его товарищи были сожжены в Пустозерске.

     

Евгений Витковский (Москва)

 

Ли Мэн (Чикаго)

 

Фонд "Русская Цивилизация"

 

Категория: Поэзия, проза | Добавил: samstar-biblio (2007-Окт-16)
Просмотров: 1453

Форма входа

Поиск

Старообрядческие согласия

Статистика

Copyright MyCorp © 2024Бесплатный хостинг uCoz